Не было слышно ни криков, ни плача: только треск рыжего пламени в виноградниках да топот бегущих ног. Люди бежали стремительно, но без паники, как стадо антилоп, завидевших человека. Словно наконец случилось то, чего они боялись веками и от чего имелось одно спасение: бежать без оглядки.
Страх охватил и европейцев, и они тоже кинулись бежать. А что говорилось в послании, я не знаю.
Одни считают, что это был приказ Тубы Млина, таинственного владыки тех земель, которого никто из людей не видел, – приказ покинуть Бетмору. Другие говорят, что это было послание богов – враждебных или дружественных, неизвестно.
Третьи же утверждают, что в городах Утнар-Вехи свирепствовала Чума, а юго-западный ветер мог принести ее в Бетмору.
Некоторые думают, что странников поразила страшная гнусарская болезнь и что даже пот, капавший с их мулов, был смертелен. А в город они спустились, изнемогая от голода и жажды, – иначе как объяснить их ужасный поступок?
Но большинство уверены, что то было послание самой пустыни, которая владеет всеми землями к Югу. Она прошептала его на ухо трем всадникам, знавшим ее голос, тем, кто ночует в песках без шатров, а днем обходится без воды, кто на себе испытал ее немилость. А те передали горожанам, что пустыня требует Бетмору, что она хочет вползти на ее красивые улицы, послать ветер, несущий песок, в ее дома и храмы. Ибо ее древней жестокой душе ненавистны люди, и впредь никто не должен нарушать покой Бетморы, лишь знойный ветер будет шептать у ее ворот слова любви.
Если бы я знал, что за весть принесли и объявили у медных ворот три странника, я бы отправился в Бетмору, чтобы увидеть ее опять. Здесь, в Лондоне, мне иногда нестерпимо хочется увидеть этот прекрасный белый город. Но я не решаюсь. Ведь неизвестно, что меня ждет: ярость жестоких неведомых богов, долгая мучительная болезнь, проклятие пустыни, пытки в крохотной комнатке во дворце императора Тубы Млина или что-нибудь еще, о чем не сказали странники, – быть может, самое ужасное.
Идол и меч
Выл холодный зимний вечер на исходе каменного века; солнце, ослепительно полыхая над Толдскими равнинами, сошло с небес; облака расступились, стылое небо синело в ожидании звезд; покров спящей Земли уже каменел в преддверии ночного холода. И вот проснулись в своих логовищах, и встряхнулись, и вышли крадучись те дети Земли, коим закон определяет охотиться с наступлением сумерек. Неслышной поступью рыскали они по равнине в поисках добычи, глаза их горели во тьме, и снова и снова пересекались пути их. Внезапно посреди равнины замерцал костерок – пугающий знак присутствия человека. Дети Земли, которые рыщут ночами в поисках добычи, опасливо косились на него, и порыкивали, и бочком-бочком отходили прочь; все, кроме волков, которые подобрались чуть ближе, ведь стояла зима и волки были голодны – тысячами спустились они с гор и говорили в сердце своем: «Мы – сила». Небольшое племя разбило стоянку вокруг костра. Эти люди тоже пришли с гор или даже от земель за их пределами, но в горах волки впервые их унюхали: сперва они подбирали за племенем брошенные кости, но теперь подошли и обступили стоянку со всех сторон. Костер развел Лоз. Метким броском каменного топора он убил какого-то мелкого пушистого зверька, набрал красновато-бурых камней, расставил их в ряд и разложил на них кусочки тушки, а затем разжег огонь по обе стороны от камней; камни нагрелись, и мясо начало поджариваться. Тут-то люди и заметили, что волки, которые пришли сюда следом за ними, больше не готовы довольствоваться объедками с покинутых стоянок. Кольцо желтых глаз окружило стоянку, а если оно и сдвигалось – то лишь для того, чтобы приблизиться еще на шаг-другой. Так что люди племени поспешно наломали валежника, и срубили кремневыми топорами небольшое деревце, и все это кинули сверху в костер, разведенный Лозом: громадная куча веток накрыла собою пламя, волки трусцой подбежали еще ближе прежнего и выжидательно расселись; а свирепые, храбрые псы, принадлежавшие племени, уже решили было, что пришел им конец и погибнут они в драке, как им давным-давно предсказывали. Но тут высоченная груда валежника занялась, пламя выметнулось из-под веток, стремительно взбежало вверх с одной стороны и горделиво взвилось над вершиной, и волки, видя, как этот грозный союзник человека упивается своей мощью, и не ведая, сколь часто предает он своих хозяев, медленно побрели прочь, словно бы вспомнив о других неотложных делах. А псы голосили им вслед до самого утра и упрашивали вернуться. Люди же улеглись вокруг костра, и накрылись лохматыми шкурами, и уснули. Поднялся сильный ветер и подул на ревущее сердце огня, и алый отсвет сменился белым накалом. С рассветом племя пробудилось.
Лоз мог бы и сам догадаться, что в таком буйном пламени ничего не осталось от пушистого зверька, но его мучил голод, и Лоз, не рассуждая особо, пошарил в золе. То, что он нашел, безмерно его поразило; никакого мяса там, конечно же, не обнаружилось, равно как и выложенных в ряд красновато-бурых камней, но в кострище лежало что-то длинное – подлиннее человечьей ноги и поуже ладони, – словно громадная расплющенная змея. Лоз посмотрел на тонкие края, сходящиеся к острию, и подобрал камешек-другой, чтобы обтесать и заточить кромку, – внутренний голос подсказывал Лозу затачивать все, что только можно. То-то он изумился, когда оказалось, что обтесать находку не получается. Прошло много часов, прежде чем Лоз обнаружил, что можно заточить края, потерев их камнем; но вот лезвие заострилось на конце и с одной стороны по всей длине, кроме как в нижней своей части, там, где Лоз сжимал его в руке. Лоз взмахнул мечом, потряс им – и каменный век закончился. В тот день на маленькой стоянке, перед тем как племя двинулось дальше, завершился каменный век, который вот уже тридцать или даже сорок тысяч лет медленно возвеличивал человека среди зверья и в конце концов наделил его превосходством, оспорить которое уже не представлялось возможным.
Прошло немало дней, прежде чем кто-либо еще попытался сделать себе железный меч, поджарив такого же мелкого пушистого зверька, как некогда Лоз. Прошло немало лет, прежде чем кто-то догадался разложить мясо на камнях, как это некогда сделал Лоз; но к тому времени племя уже ушло с Толдских равнин, так что в дело шли кремень и мягкий известняк. Сменилось немало поколений, прежде чем был расплавлен еще один самородок железной руды и люди постепенно поняли, в чем секрет. Однако ж Лоз сорвал покров с одной из многих тайн Земли, чтобы в итоге итогов дать нам стальной меч и плуг, и станки, и фабрики; но давайте не будем винить Лоза, даже если и считаем, что он поступил дурно, – он ведь не ведал, что творит. Племя снялось с места и шло все дальше, пока не добралось до воды, и там обосновалось под холмом и построило себе хижины. Очень скоро людям пришлось сразиться с другим племенем, более сильным; но меч Лоза внушал ужас, и соплеменники Лоза перебили всех врагов. Ведь в ответ на первый же удар Лозу стоило только один раз ткнуть железным мечом – тут-то противнику и конец. Никто не мог одолеть Лоза. Так что Лоз стал вождем племени вместо Иза, который до сих пор правил с помощью острого топора, так же как прежде – его отец.
Лоз родил Ло и, состарившись, передал меч сыну, и Ло правил племенем с помощью меча. Ло нарек меч Смертью за то, что он так стремителен и ужасен.
