Самый простой вариант – дождаться перемены и всё выяснить пока не стало поздно, но от ярости пальцы дрожат и не попадают по иконкам, в голове виснет противный звон. Не отвечает.
Силой выволоку. Выкраду. Никому не отдам. Я смотрю на экран, на строчку с лаконичным "Чудо", затем просто распахиваю дверь. Да пошло оно!
– Молодой человек... – очки будто сами собой сползают на преподавательский нос в противоположность бровям, взлетевшим чуть ли не до самой кромки волос. – Что вы себе позволяете?! Надеюсь, вы назовёте вескую причину...
Окончание теряется в возгласе Полины, которая на мою удачу сидит за крайней партой.
Смахнуть тетрадь в рюкзак, вцепиться в тонкую руку выше локтя, сдёрнуть с места – на всё про всё уходит пара секунд.
– Молодой человек, что происходит?!
– Всё в порядке. Семейные обстоятельства, – отрезаю, оттаскивая ошеломлённую девчонку к двери. – Вопрос жизни и смерти. Зависит от того, кто быстрее отъедет – крыша или санитары.
Седовласая мегера что-то верещит мне вслед – не слышу. Полина слишком быстро приходит в себя и без долгих предисловий заряжает мне локтем под рёбра. Дверь за нами закрываю уже ногой, глотая маты. Выходкой больше, выходкой меньше – один чёрт до отцовских ушей долетит. У него везде глаза и связи.
– Девственность, говоришь, мешает? – шиплю на порозовевшее от шока ушко, прижимая Полину к стене. – Я же хотел по-людски: подождать, дотерпеть пока привыкнешь. Не так, как с другими хотел, понимаешь?! Почему с тобой всё так сложно? Почему я при виде тебя вечно туплю, как мальчик?
Не знаю, что в моём лице такого, но она вдруг прижимается лбом к моему плечу. Сладко так прижимается, измученно. И это не поражение – это победа. Её победа. Полная и безоговорочная. Лёгкие стискивает так сильно, что я едва различаю поплывшую картинку. Я не смогу отпустить её сейчас, даже если меня начнут резать живьём.
– Эй, что ты делаешь? – Полина не сразу замечает пропажу своего телефона из кармана, а потому не успевает вырвать девайс до того, как пойдут первые гудки.
– Иван Борисович, здравствуйте, – пытаюсь убрать взвинченность из голоса, одновременно придерживая Морозову за волосы. – Это Кирилл. Лисицин.
– Полина в порядке? Здравствуй.
Именно в такой последовательности. Краткость и мгновенная расстановка приоритетов. Мужик мне определённо нравится всё больше.
– Конечно, в порядке. Она же со мной, – заявляю твёрдо. Грудью чувствую волну чужой иронии. Смешно ей. Да я чуть не поседел пока бежал!
Удивительно, но именно этот короткий смешок дочери не только достигает отцовских ушей, но и мгновенно снимает повисшее на том конце напряжение.
– Отпрашивать опять собираешься? – снисходительно смягчается его тон.
– На реку. С ночёвкой, – выпаливаю зажмуриваясь. Была не была.
Полина – та и вовсе перестаёт дышать. Я стараюсь не анализировать, волнение то или очередной шок. Всё внимание на собеседника и подбор весомых аргументов. Потому что, как уже признал, не отпущу.
– Плаваешь хорошо, парень? – практически сразу осведомляется мужчина.
– Кролем, брасом, на спине...
– На рассвете чтобы вернулись, всё-таки середина учебной недели. А я пока гляну, куда Ленка мою гирю задвинула. Потому что если хоть словом дочь нашу обидишь – привяжу к ногам и утоплю.
– Спасибо, – выдыхаю, уверенный, что теперь-то уж точно где-то в моей густой копне только что пробился седой волосок. Как раз таки причинить Полине некоторую неизбежную боль я и собираюсь. Притом что шуткой это предупреждение явно не является.
– Вместо того чтобы отпрашивать, ты мог бы лить ей в уши чушь про возраст и самостоятельность, но предпочёл уважить уклад нашей семьи. У любой женщины, любого возраста, всегда должно быть рядом крепкое плечо. Не подведи.
– Можете на меня положиться, – рапортую в тишину. Звонок уже завершили. – Ни слова, – сухо предупреждаю фыркнувшую Полину. – Я не хочу на корм к рыбам, но руки всё ещё зудят так охота оторвать твою дурную голову.
И снова Морозова слушается. Видимо, не меньше моего устала бегать от себя.
Мошенница
Всё, о чём я могу думать по дороге к реке – это тонкие руки, обнимающие меня крепче любых цепей и доверчиво прижавшееся к спине тело... И что через пару минут она станет моей... а у меня, чёрт возьми, такого первобытного предвкушения сроду не было.
Тонкая полоса придорожных тополей редеет. Ветер в ушах, выключенный телефон в кармане и весь мир где-то далеко за палево-розовым горизонтом. Сегодня всё что не мы пусть катится хоть прямиком в пекло.
– Нас не беспокоить, – не оборачиваясь, бросаю Северу, помогая Полине снять с себя мой шлем. Ветер тут же бьёт по груди длинными прядями её волос. Как кнутом по сердцу. Пульс шарашит на максимуме, разгоняя кровоток до скорости болида. Здесь только свои, а значит можно забить на условности, уединиться и вообразить, что мы одни на планете – никому до этого не будет дела.
– Понял. Крайний домик слева, – Дан вкладывает мне в раскрытую ладонь ключ и без лишних слов возвращается к двум своим спутницам. Берег снова оглашается плеском воды и игривым смехом. Где носит Стаса непонятно. Да и, признаться, сейчас не волнует.
Отпираю дверь, ни на мгновение не выпуская из поля зрения молчаливую Полину, которая жмётся ко мне пугливым воробышком. Такая одурительно робкая, неискушённая и в то же время решительная, что мои бесы валятся на колени, рабски гремя пожалованными госпожой кандалами.
В полумраке прихожей именно она делает первый шаг – обвивает мою шею руками, зарываясь пальцами в волосы, а я склоняю голову и отдаюсь на милость. Я иссыхаюсь намертво и тут же упиваюсь вусмерть, потому что испытываю изощрённое удовольствие от этой резкой смены ролей. Голодно сминаю её сухие губы, едва не содрогаясь от не менее жаркого ответа.
Кто бы мог подумать, что импульсивный ребёнок так скоро станет жадной до ласки женщиной. Нет, пока ещё девушкой. Ещё каких-то пару минут...
– Тебе совершенно нельзя доверять дочерей.
– Нельзя, – стираю губами её горькую усмешку. – Нельзя. Мне вообще доверять нельзя, но зато на меня можно положиться. Я позабочусь о тебе как никто другой.
