На территории университета они отстали от остальных, и Гера потянула его за рукав, приглашая в здание своего колледжа. Они прошли через коридор с мраморными колоннами и расписными арками в зал, отделанный бархатом и золотом. Здесь в конце года ставили постановки студенты театрального факультета.
– Как он это сделал? – спросил Зевс, не сводя глаз с пустой сцены. – Как изменил саму нашу суть, нашу ДНК? Я чувствую себя человеком. Мое мышление, мои желания… Черт, я просто хочу лечь в кровать, взять бургер и читать романы с всратой мягкой обложкой и нулевой смысловой нагрузкой!
Гера поднялась на сцену. Сбросила пальто и туфли, оставшись в твидовой юбке и объемном свитере.
– Разве это имеет значение? – Она протянула руки к потолку и закружилась, изящная и величественная. – Главное, что теперь мы все вспомнили. Думаешь, декан тоже все знает и помнит?
– Да, – твердо сказал он. – И мы должны дать ему понять, что нам все известно. И что мы прикончим его, если потребуется. Если мы отступим, это будет равносильно проигрышу.
– Или мы можем просто продолжать жить здесь. Такими, какие мы есть. – Глаза Геры сияли, щеки раскраснелись. – Это наша жизнь! Это странное и запутанное приключение. В жизни вообще нет выигравших или проигравших. Кто победитель – тот, кто спел в Ла Скала
[52], или тот, кто не любит петь и поэтому не поет?
Жизнь и проигрыши… Он вздрогнул, вспомнив боль в груди, кровь от когтей Тифона, превозмогание… И страх. Чудовищный страх, который заставил его ненавидеть себя за слабость.
Ненавидеть любого, кто указал бы ему на нее.
Убить, если потребуется.
– Жить в страхе – не значить жить.
Наверное, в голосе Зевса было что-то, что заставило Геру перестать кружиться. Она замерла. Казалось, даже перестала дышать. Ее взгляд остановился.
– Ты боишься меня, душа моя? – поинтересовался он.
Она все еще выглядела, как неумолимо прекрасная королева, но за этой оболочкой были видны старые следы его бурь. Его ярости. Его наказаний.
«Она так и не ответила на вопрос».
– Я люблю тебя, – вдруг сказала она. – Я хочу тебя. Прямо сейчас.
Он вспомнил, как на следующее утро после новогодней вечеринки Гера рыдала на полу в солнечном свете. Ее горе было подобно низвергающемуся водопаду. Она будто действительно ощущала потерю. Может, зря он был так жесток с ней в те первые часы после смерти Семелы? В конце концов, это был единственный человек, который понял бы его страх.
«Может, вся эта история пошла мне на пользу, – подумал он, подходя ближе. – Ты не узнаешь, что такое взлет, пока не упадешь очень низко».
Одним импульсивным движением он поднялся на две ступени и поцеловал ее. Она толкнула его назад, пока он не уперся в занавес, целуя в ответ снова и снова. Он позабыл обо всем, кроме жара ее губ, ее тяжелого парфюма и участившегося дыхания. Провел руками по спине, схватил за бедра и прижал к себе.
Они повалились прямо на пол, сплетаясь ногами и сваливая картонные театральные декорации.
* * *
Ари всю ночь писала очередное эссе и только на рассвете забылась коротким беспокойным сном. Правда, это сложно было назвать сном: скорее, она окунулась в воспоминание.
Вокруг нее – безбрежная и дикая ночь. Мрак, полный свободы и веселья, страха и безумия.
Мрак зовет ее по имени.
И она, отчаявшаяся, терзаемая болью, понимает – она выстоит.
Дрожа всем телом, Ари распахнула глаза. Чувство дежавю не покидало ее. Тусклый свет настольной лампы, которую она забыла выключить, освещал пустые кровати: соседки не вернулись ночевать. Ари быстро оделась, собрала волосы в высокий хвост и выскользнула из комнаты. Общежитие еще дремало, и стук закрывшейся двери эхом разнесся по лестничной площадке. Снаружи от утренней свежести перехватило дыхание.
Первым делом Ари отправилась в Царство, которое оказалось незапертым и пустым. Она бесшумно проскользнула мимо спящих собак Аида, гадая, куда запропастился их хозяин. Обнаружив на одной из полок графин, девушка принялась жадно пить воду со льдом до тех пор, пока от холода не заболело горло. Над ухом послышалось:
– Почему псы тебя еще не съели? Я что, слишком хорошо их кормлю?
– Чтоб тебя! – ахнула Ари, едва не сбив графин. – Напугал! Что ты так подкрадываешься к людям?
Аид развел руками, не выражая, впрочем, ни малейшего раскаяния.
– Я думала, ты еще видишь десятый сон. – Она уселась в кресло напротив.
– Двенадцать устроили что-то вроде ночного пикника.
– Ты-то там что забыл?
Он аккуратно сложил свое пальто.
– Сидел с мрачным видом и портил всем хорошее времяпрепровождение.
– Фух, а я уж было подумала, что веселился вместе со всеми!
Взгляд Ари скользил по пыльным полкам с книгами. Сборище букв, предложений, целых неизведанных миров…
– Я поговорила с Гестией, – не выдержала она. Одновременно с ее репликой Аид сказал:
– Возможно, Зевс убьет декана.
– Что?!
– Что?
– Зевс хочет убить Кроноса? Почему?
– Он хочет якобы прийти к нему и поговорить. Обо всем. О Сайде, о наших воспоминаниях… Ты ведь уже знаешь о том, что все массово вспоминают свои прошлые жизни?
Ари замешкалась. Мысли невольно вернулись к ее утреннему сну.
– Знаю, ты говорил. Но мне все-таки хотелось бы, чтобы это было скорее… Ну, знаешь… Фигурой речи.
– Это не фигура речи, – жестко сказал Аид.
– Да, действительно. На что я вообще надеялась, – усмехнулась Ари.
– Итак, – Аид налил себе воды, – Зевс вывалит Кроносу все, что знает, и будет надеяться на его содействие. Если же тот не посодействует, ему не поздоровится. И да, Зевс приглашает на это представление всех желающих.
– Ты пойдешь с ним?
– Нет, если не случится ничего из ряда вон выходящего.
– То есть все, что произошло до этого, для тебя в порядке вещей? – возмутилась Ари.
Аид проигнорировал ее вопрос.
– А что с Гестией?
– У нее нет алиби.
Аид кивнул, будто не сомневался в этом.
– Но я не могу ее подозревать, – продолжила Ари. Слишком взволнованная, она вскочила на ноги и принялась мерить зал шагами.
– Не подозревай. В чем проблема?
– Аид! Я нашла гребаное орудие убийство в ее любимом диване! И она ругалась с Семелой в ночь ее убийства. Как я могу не подозревать?
– Была бы она убийцей – уже позаботилась бы об алиби. Она не так глупа, чтобы пустить все на самотек и надеяться, что твои нежные чувства уберегут ее от тюрьмы.
