Его прервал телефонный звонок. Ари вытянула шею, высматривая источник звука.
– Ты не подойдешь?
– Опять попросят купить пылесос, – отмахнулся Аид. – Хотя… Черт с ним, давай сюда трубку. Пообещаю им отрезать языки, если еще раз станут донимать своей рекламой.
– Эй, это же их работа! Просто скажи, что тебе не нужен пылесос, зачем угрозы?
– Зато на душе приятно, – кровожадно промурлыкал Аид.
– Нет у тебя никакой души, бессовестный ты человек! – не выдержала она и, посмеиваясь, подняла трубку. – Алло?
В трубке послышалось шуршание, и звонивший заговорил так быстро, что Ари не сразу поняла, что к ней обращаются как к Аиду и, более того, называют контактным лицом Персефоны.
– Извините, я не…
Она хотела указать на ошибку, но говоривший тараторил, будто стараясь побыстрее проговорить неприятные новости. Смысл следующих слов заставил ее содрогнуться.
– Мы сделали все, что могли.
Слова как нож, вспарывающий плоть глубоко и быстро. Ари растерянно оглянулась на Аида, и тот забрал из ее онемевших пальцев трубку. Она попятилась, охваченная желанием улизнуть из библиотеки до того, как увидит его вспышку… Горя? Ярости? Боли? Она остановилась на полпути, осознавая, что это будет слишком мерзким поступком. Нехорошо оставлять человека наедине с его страданием – если он, конечно, сам об этом не попросит. Время тянулось медленно-медленно, пока Аиду говорили то же, что до этого услышала Ари. Наконец, он положил трубку.
– Персефона скончалась, не приходя в сознание. – Звук его голоса был жутким, будто ненастоящим.
– Мне очень жаль, – прошептала Ари. Она ненавидела необходимость сказать эти слова.
Вряд ли он вообще ее услышал. А если и услышал, то никак не отреагировал.
– Она сделала выбор. Она осталась на Сайде. Почему. – В его словах не было вопросительной интонации, а в облике – ничего человеческого. Чересчур выдавались кости, на лицо, застывшее, как погребальная маска, падала тень, глаза горели слишком ярко…
Ари ненавидела свое бессилие и чувство, что земля уходит из-под ног.
Еще одна смерть.
– Я разберусь, – прошелестел он.
Ари не стала ему говорить, что разбираться уже не с чем. Смерть – это непреодолимо. С другой стороны, Аид что-то сделал в тот раз с Сизифом, как-то оживил его… Интересно, почему он не смог проделать тот же фокус с Персефоной, когда та еще была в коме? Может, еще не все потеряно?
Телефон в кармане Ари завибрировал, и она взглянула на экран.
– Сообщение от Просимна. – Она сглотнула. – Кажется, Гермес все-таки готов поговорить.
Он махнул рукой:
– Иди.
– Ты… – Она зажмурилась и выпалила: – Ты точно будешь в порядке?
Под его взглядом Ари почувствовала, как мурашки на ее коже сменяются липким, холодным потом.
– Я всегда в порядке.
* * *
Гермес уставился на свои скованные руки.
– Я мог бы воспринять это со смирением. Но я не хочу, – бросил он.
Коп даже не стал его слушать.
«Ну и где там прохлаждается Ари? – подумал он. – Он точно отправил ей сообщение? Ему хватит мозгов ошибиться в номере или что-то в этом роде…»
Начало дня выдалось неплохим. Гермес успел позавтракать, довести полицейского до белого каления чтением Шекспира и даже решиться рассказать Ари правду. Последнее было на него непохоже. Впрочем, манипулировать, выдавая правду порционно… А вот это уже было в его стиле. Единственное, что портило это прекрасное утро, – отсутствие хорошего чая. Гермес слишком много путешествовал по миру людей, чтобы довольствоваться тюремными пирамидками из картонной коробки. Он скучал по китайскому пуэру и по прославленному южноамериканскому мате с его крупными и продолговатыми чайными листьями…
Дверь хлопнула за спиной, и вошедшая Ари выпалила:
– Надеюсь, теперь ты действительно расскажешь все, что знаешь.
– Все-все? Это тебе нескольких лет не хватит, чтобы выслушать, – снисходительно улыбнулся Гермес.
– Ты прекрасно понял, что я имею в виду.
Она села напротив. Коричневая рубашка, узкие брюки в клетку, оксфорды и сумка-мессенджер, из которой торчали тетради. С виду – обычная местная студентка, каких сотни в Эллинском университете. Но Гермес видел морщинку между ее черных бровей, опущенные уголки губ, блестящий от испарины лоб. Он легко считывал ее печаль, волнение и страх.
– От одного взгляда на тебя меня съедает чувство вины, – вкрадчиво начал он. – Чувства – это так болезненно.
– Кулаком по роже – тоже.
Она, конечно, не забыла его насмешек в их прошлую встречу. Тем лучше. Когда человек взвинчен, его легче подтолкнуть к чему угодно.
– Ладно тебе. – Он миролюбиво поднял ладони. – У меня ведь тоже есть совесть.
Коп, стоявший у входа, презрительно фыркнул. Ари покачала головой:
– Если у тебя и есть совесть, то она сидит с кляпом в каком-нибудь подвале.
– Она просто знает, когда лучше держать рот на замке.
– Как в тот день, когда ты подложил статуэтку Гестии? – Она подалась вперед.
Хорошо, очень хорошо. Гермес, конечно, не надеялся провести Ари этой маленькой выходкой, но посеять сомнения, заставить думать, что она не может доверять даже самой близкой подруге… Это могло помочь его плану.
Он кивнул.
– И в тот день, когда ты выкрал мой амулет во время ритуала Чистки. Раз уж мы решили быть честными, я спрошу и об этом. Ты ведь знал, что я в курсе твоей э-э-э…
– Клептомании, – подсказал Гермес. – Знал, конечно. Уж поверь, если бы я и правда захотел украсть твой амулет, ты ни за что бы не догадалась, что это я.
– Тогда зачем…
– Потому что знал, что ты начнешь что-то делать. Такой уж ты человек, Ари. Стоило просто слегка тебя подтолкнуть – и ты уже бросаешь вызов самому элитному университетскому сообществу. Взбешенная тем, что никого, кроме тебя, не волнует убийство какой-то девушки.
Она нервно усмехнулась:
– Я настолько предсказуема?
– Не хочу хвастаться, но я вижу твои дальнейшие действия как на ладони. Тут даже пророчества Аполлона не нужны.
– Тогда почему ты именно сейчас решил мне помочь? – поинтересовалась она.
– Сегодня – особенный день. – Гермес подмигнул. – Сегодня все изменится, и ты тоже сыграешь в этом роль. Так почему бы мне не рассказать правду?
– Хорошо, – недоверчиво протянула Ари. – Вернемся к нашим баранам. В прошлый раз мы выяснили, что ты не выходил из «Оракула», но при этом отдал кому-то свой плащ, чтобы он мог незаметно выйти. И не помнишь, кому именно.