– Плевать, – усмехнулся Просимн, чувствуя, что с каждым словом падает все дальше и дальше во тьму. – Ты, кажется, ни в чем не виноват. Так получилось. Судьба у нас с тобой такая.
Чернота сомкнулась над головой, и тогда он умер.
* * *
Небо за окнами утратило яркость, комната погрузилась в полумрак. Ари отодвинула шахматную доску, лежавшую на вершине стопки книг. Принялась следить за тем, как медленно сменялись красные цифры на электронных часах, и вдруг почувствовала, что это конец. Корабль Тесея удаляется от нее, вот он уже на линии горизонта, моргни – и исчезнет. Но Ариадна все равно не моргает, хотя каждая секунда, что она смотрит на далекие черные паруса, причиняет ей боль.
Она понимает, что больше никогда не увидит человека, которому отдала все, что имела. Она чувствует это нутром, каждой клеточкой тела. Осознание течет по венам.
– Пожалуйста, – тихо говорит она. Не надеясь, что он вернется. Просто ради того, чтобы не слышать звенящую тишину, неожиданно обрушившуюся на уши, которые еще недавно внимали рассказам Тесея. О невиданных чудовищах и суровых испытаниях, выпавших на долю героя. О далеких землях, где ему суждено стать царем, и о покровительстве богов, которым небезразлична его судьба. И о любви к ней.
Она разражается проклятиями и грязной руганью. Становится немного легче, хотя ее слышит лишь лес, захвативший этот дикий остров, имя которому – Наксос. Трава вокруг – это просто трава, а ветер – просто ветер, и никто, кроме них, ей не отвечает. Тогда Ариадна закрывает глаза, чтобы наступило спасительное забытье.
Она приходит в себя, когда совсем рядом кора трещит под острыми когтями. Большая кошка, питающаяся плотью… Спастись от леопарда невозможно. Единственное, что можно сделать, – стать незаметнее, тише. Чтобы хищник принял тебя за шорох листвы, за вой ветра.
Она подозревает, что это конец, но это ее не пугает. И тогда леопард исчезает, и на место ему приходит мрак, который пахнет листьями, виноградом и напитанным дождем лесом. И звук, глубокий и отдаленный.
Смех. Он звучит в ветвях деревьев, змеится по мху, отзывается со всех сторон.
Ариадна знает: божество, которое отвечает после прихода темноты, не может сулить ничего хорошего. Видимо, таков его истинный облик: безбрежная и дикая ночь, тьма, полная безумного и страшного веселья. С другой стороны, боги вообще редко сулят что-то хорошее.
– Красавица, – спрашивает мрак, – почему ты грустишь?
Тьма гладит по волосам, касается ее плеч, прижимается к ней, как любовник.
– Покажись, красавец, – зло требует она. – Я сегодня не расположена к шуткам.
Мрак обретает линии, образует мужской силуэт. Тень открывает яркие голубые глаза, которые темнеют с каждой секундой. Ариадна отстраненно думает, что он не так красив, как был красив, например, Тесей. Но привлекателен так, как могут быть привлекательны только боги. От него исходит энергия беспорядка, освобождения, безумия и безрассудства.
– Нежная, как цветение виноградников, но крепкая, как сталь, – улыбается он. – Я долго искал тебя. Вначале, хоть ты этого и не помнишь, не было ничего, кроме нас с тобой.
Сердце Ариадны пускается вскачь.
– Ты меня с кем-то путаешь.
Это ложь, которая ни за что его не обманет: он похож на того, кто показывает правду и управляет иллюзиями. А она чувствует себя так, будто действительно когда-то знала его. Просто теперь не может вспомнить, откуда и почему. Знала так хорошо, что почувствовала бы его, даже приди он с лицом, которого она никогда не видела. С голосом, которого никогда не слышала. Даже если бы их разделяли столетия, она бы все равно чувствовала его.
– Будь моей королевой, а я буду твоим королем. Мы могли бы разобрать вселенную на части и сложить снова. Создать новую, еще лучше прежней, еще безумнее прежней. И править ею, а потом снова разрушить до основания. Все неверующие встали бы на колени.
Но Ариадна не спешит отвечать согласием. Боги могут лукавить, боги могут быть жестокими, боги могут вести себя бездумно и порывисто, точно дети.
Уж она-то знает.
Она ведь сама когда-то была богиней, пусть это воспоминание и почти стерлось. Когда-то давно, когда еще не родилась смертной царевной Крита, девушкой, чьими самыми яркими достоинствами были умение завораживающе танцевать и большое милосердное сердце…
– Что тебе мешает согласиться? Разве ты не устала, милая Ариадна?
Вечность она живет, будто эхо, будто призрак. Люди забыли ее и вспомнили, лишь когда она сама стала человеком. И даже теперь ее предали. Все-таки сердце у богов болит совсем не так, как у людей, это она тоже уже успела забыть.
Конечно, она устала.
– Поклянись водами реки Стикс, что не навредишь мне, – велит она.
Стикс – священная река из Царства мрачного Аида, олицетворение первобытного ужаса. Клятва, которую не способен нарушить ни один из богов.
Глаза мрака загораются любопытством, и он с готовностью кивает:
– Клянусь рекой Стикс.
Когда он приближается, она ждет, что он вцепится в нее клыками хищника, но ладони, сжимающие ее лицо, осторожны. Поцелуй такой нежный и невесомый, что ее охватывает неожиданная злость, и тогда она сама притягивает его к себе и впивается в губы, сотканные из тьмы, чтобы забыть, чтобы почувствовать, чтобы…
Обретенные воспоминания едва не сбили с ног.
Через приоткрытое окно просочился свежий ветер, принесший запах дождя. Ари устала нервно мерить комнату шагами и уселась на подоконник. Услышав поворот ключа в замке, она спросила, не оборачиваясь:
– Вечеринка с деканом?
– Убийство, – пропела Гестия совершенно сумасшедшим голосом. Ее глаза сияли в полумраке. Свет уличных фонарей окрашивал светлые волосы в голубой цвет. – Мы зарезали его собственным скальпелем!
Она тоже не стала включать лампу в комнате. Скинула ботинки и прошлепала босыми пятками на кухню, затянувшись косячком.
– Умираю с голоду, – пояснила она, возвращаясь с тартинкой с абрикосовым джемом. И повалилась на кровать, то рассеянно жуя, то выпуская кольца дыма. На тумбочке сама собой вспыхнула фигурная свеча, но девушка даже глазом не моргнула.
– Ого, – только и выдохнула Ари, спрыгнув с подоконника.
Она не чувствовала страха перед этим удивительным существом, в которое превратилась ее подруга. Только неловкость. Может, дело в том, что ни в кого она не превращалась? Гестия – это Гестия. Всегда ей была и будет.
– Расскажи, что случилось, – попросила она.
Гестия охотно подвинулась и скинула подушки на пол, давая Ари вытянуться рядом.
