Он целовал ее плечи, ключицы, шею. Он целовал ее руки.
– Нет. А ты?
– Скучаю, – призналась она, зарываясь пальцами в его волосы. – Я думаю о тех, кто там останется. А что случится со смертными после того, как твоя иллюзия разрушится?
– Вообще-то люди забыли о тебе и перестали почитать тебя как богиню. Я уже не говорю о том, что остаться в универе – это их выбор. Как я могу посягнуть на него? И зачем мне это? Особенно теперь, когда я обрел тебя и наконец могу быть самим собой. Я же божество свободы! И да… я, конечно, люблю людей, но иногда они те еще занозы в заднице.
– Иногда? – Ари вскинула взгляд. – А что, разве только тебе можно тосковать по Семеле?
Он вздрогнул, как от удара.
– Двенадцать нашли ее тело, кстати, – продолжила Ари. – У Кроноса в кабинете. Он каким-то образом остановил тление. Видимо, замедлил время…
– Ого. – Дионис просиял от радости. – Наверное, хотел меня шантажировать. Хорошо, что в итоге не успел… Думаю, Аид сможет вернуть Семелу. Поворчит, конечно, как старый дед, но вернет.
– Люди тебе небезразличны, – лукаво улыбнулась Ари.
Он вздохнул:
– Вечно ты думаешь о других, дарлинг. Спасать афинских юношей и девушек от Минотавра? Пожалуйста. Спасать задницу Тесея от гнева твоего отца Миноса? Пожалуйста. А о тебе кто подумает? У тебя слишком доброе сердце.
– Зато ты от излишней доброты не страдаешь. – Ари отстранилась. Она не забыла свою обиду. – Почему ты не снился мне? Даже к Зевсу во сне приперся, а ко мне…
– Ты же почти не спала, дарлинг! Кофе, сигареты, черные круги под глазами…
– Ну-ну. – Ари недоверчиво хмыкнула. – Захотел бы – нашел способ прийти. Так почему же не приходил? Мне снилась смерть Минотавра. Мне снились леса, изувеченные ветрами. Мне было холодно, я мечтала о настоящей весне, я шла ко дну, в моих легких росла полынь… Но тебя в этих снах никогда не было.
Дионис опустил голову.
– Хотел, чтобы соскучилась посильнее. И побыстрее отправилась сюда.
– Ну и мудак, – вздохнула Ари. Без злобы. Чего уж теперь злиться.
Они прижались друг к другу лбами.
– Что мне сделать, чтобы заслужить прощение?
Он пах кровью, сырой землей и травой после дождя.
– Возвращайся обратно, чтобы твоя иллюзия не разрушилась. Такой ответ тебе подходит?
– Ариадна, да оставь ты этот несчастный универ! Я тебе десять… нет, двадцать таких наклепаю! Даже лучше! Наше место здесь. Мы вневременные. Мы вечные.
Самое ужасное, что его слова откликались у Ари в душе. Она понимала его. Даже на секунду задалась вопросом: не лучше ли оставить все как есть? Неужели она столько рвалась сюда, на Сайд, чтобы потом вернуться обратно?
– Нет, – выдохнула она.
Дионис недоверчиво изогнул бровь и посмотрел на нее так, будто впервые увидел по-настоящему.
– Нет? – эхом повторил он и рассмеялся, как безумный. В этом смехе слышались и рычание льва, и шипение змеи. – Почему?
– Ты не можешь признать очевидный факт: я не богиня! Я когда-то была ей, но очень, очень, очень давно! Той Великой матери больше нет. Нет того величия, судьбы, вечной ночи… Есть только я.
– Но ты можешь стать ей снова. Если бы ты только захотела…
– Я уже не вспомню, каково это!
– Ничего, научишься!
– Я стала человеком. Это так просто не изменить.
– В глубине души ты перестала быть человеком еще в ту ночь, когда мы с тобой встретились. Конечно, чтобы обрести бессмертие, тебе придется умереть, но…
Ари поперхнулась.
– В смысле «умереть»?
Дионис молчал.
– Я не… То есть я должна… – Она растерялась, не в силах подобрать слова. – Ну не можешь же ты быть настолько поехавшим? Правда?
– Могу.
Ари слышала шуршание змей за спиной. Ближе, ближе… Они окружали ее, брали в хищное кольцо, которое ни за что не выпустило бы ее.
– Точно, можешь… – Она обессиленно опустилась на землю. Время будто остановилось.
– Дарлинг, ты не убежишь от своей сути. Тебя запихнули в неподходящую оболочку. Ты для нее не годилась. Ты пыталась освоиться в этой оболочке, но у тебя ничего не получалось. И не могло получиться, сколько бы ты ни старалась! Ты не должна была родиться человеком. Вместе мы могли бы разобрать вселенную на части и сложить снова. Тебе суждено менять миры!
Ари с горечью улыбнулась. Когда-то она нуждалась в том, кто изменит ее жизнь. Ждала магии. Ждала неизведанного и кого-то особенного. Действительно, почему же она сама не могла изменить все?
Неожиданная ярость переполнила ее.
Он все еще был Дионисом, но она больше не была уверена в том, что он был ее Дионисом. Что-то в нем изменилось.
– Знаешь, я сделала бы что угодно, чтобы прийти за тобой. А если бы не могла идти – приползла, телепортировалась, угнала правительственный вертолет. Но я пришла за мальчиком с ебанцой, которого знала и любила! А нашла чувака, который уговаривает меня забить на целый умирающий мир с хорошими людьми, а потом самой сдохнуть ради призрачной надежды стать божеством!
«И самое ужасное, что я все еще люблю тебя», – добавила она. Мысленно, конечно, но он так взглянул на нее, будто услышал.
Ари всматривалась в его лицо, словно сделанное из чистого пламени, мрака и дикой природы. И думала: где та грань, которую нужно переступить, чтобы оказаться в пустынных залах абсолютного сумасшествия?
– Не знаю, может ли бог безумия сойти с ума, но, кажется, с тобой приключилось именно это.
* * *
Услышав такой диагноз, Дионис не мог не оценить иронию. Он, дарующий абсолютную свободу по ту сторону Добра и Зла, бог не просто сил, а переизбытка сил, – тронулся рассудком! Это было так забавно, что он рассмеялся. И запоздало понял, что безумный хохот не прибавляет очков его адекватности в глазах Ари.
– Ты свихнулся, – уныло пробормотала она.
Кажется, это действительно было так.
Дионис слегка растерялся. Нельзя же сказать своей девушке: «Уходи, беги от меня сейчас же, я не знаю, во что превратился, но я знаю, что где угодно безопаснее, чем рядом со мной». Это, в конце концов, дурной тон! Он слишком долго ждал ее, слишком часто мечтал о ней. Да и вряд ли она бы его послушала. Она слишком неприрученная и храбрая.
Он попытался сосредоточиться и вспомнить, чем же он был. Разруха. Хаос. Непостоянство. Шорох в темноте. Динамика и вдохновение. Мимолетная мысль о прыжке на краю скалы. Потребность закричать среди тишины. Бомба замедленного действия. Головокружение после танца. Вино и воплощение буйства природы. Боль и радость одновременно. Лекарство от страха и освобождение от уз. Он принес людям поэтическое опьянение и священное безумие. Он погубил тысячи. Он освободил тысячи. Тот, кто смеется, плачет, мечется. Тот, кто не знает никакой меры, кому неведомы границы и пределы. Тот, кто ставит перед другими зеркало и показывает им их истинный образ.
