Они закружились в сгустке бесшабашной, первобытной энергии, сопротивляться которой было невозможно. От музыки по коже разливалось тепло. Ари танцевала, протягивала руки к огням на потолке и будто почти хватала их – такими близкими они казались, – но всякий раз в ладонях оказывался только воздух. И она продолжала кружиться, и неоновый свет, и блестящие украшения, и оставшиеся члены Двенадцати кружились вместе с ней. И это была настоящая свобода. Дионис что-то говорил ей, но Ари не слышала. Его голос и движения становились все более чувственными и дикими. Он был пылок, почти безумен и до опьянения прекрасен. Необузданная страсть, неукротимый пожар, охватывающий все на своем пути. На секунду ей стало страшно, потому что под покровом ее собственного здравого смысла клокотало точно такое же бешеное пламя, готовое в любой момент вырваться наружу.
Остановившись, Ари расхохоталась. У нее кружилась голова.
– У меня странное чувство, будто все это – нечто вроде шутки. Уловки вселенной. Я же знаю: никто не может быть настолько счастлив и при этом не платить за свое счастье.
– Почему? Дарлинг, никто не получает медаль за то, что страдает больше всех. Ладно, я знаю причину, из-за которой можно и пострадать, но она сейчас прямо передо мной.
– Мазохист.
– Каюсь, грешен.
В ту ночь они словно остановились вне пространства и времени. Мир казался счастливым и яростным, умиротворенным и пылающим, и все вокруг менялось с невообразимой скоростью.
За барной стойкой обнаружилась Дита, смешивающая лонг-айленд.
– Не смогли тебя дождаться, Дионис, – пояснила она, швыряя в стакан кубики льда, и обернулась к Аресу: – Держи, милый.
Арес, севший на место ушедшей Геры, с благоговением взял коктейль.
– А как вы познакомились? Наверное, что-то до безобразия романтичное. – Судя по голосу, Семела откровенно подшучивала над ними.
– Думаешь, он стоял весь такой красивый в луче белого света и вокруг порхали купидоны? – хихикнула Дита. – Не-а. Но это была романтичная первая встреча: я возвращаюсь из клуба под проливным дождем, вижу его избитое, истекающее кровью тело в грязи и слегка пинаю его, чтобы понять, мертв он или нет.
– Ты шутишь, – ахнула Персефона.
– Вовсе нет! А он говорит: «добей».
Взрыв смеха.
– А потом такой: «Я Арес, главное разочарование этого элитного колледжа. Я непобедим, свободен после семи и, самое главное, полностью твой». Я просто растаяла. Он показался мне таким красивым.
Ари невольно оглянулась, ища взглядом ее парня, Гефеста. Он обнаружился на стуле у входа, умиротворенно наблюдающий за танцующими и держащий в руке стакан виски. Кажется, он вообще не слышал рассказы Диты.
– Она умеет видеть красоту в других, – пробормотал Арес, глядя в пол. Кажется, он и думать забыл про конфликт с Семелой. – Даже тогда, когда человек сам в себе этого не видит.
– Мне понравилось, как ты двигался, как жестикулировал во время нашего разговора. Твои глубокие глаза, низкий голос. То, с каким энтузиазмом ты подхватывал любые темы. Я-то помнила тебя каким-то агрессивным воякой, а когда выяснилось, каким ты можешь быть на самом деле, была действительно изумлена.
– Что ж, я изумлена не меньше, – бросила Семела.
– Слушай, он ведь уже извинился за свое поведение. Ты ведь извинился, милый?
Арес энергично закивал.
– Извинился. Выпил просто… Много.
– Интересно, много ли красоты ты увидела в его неадекватной реакции на алкоголь.
– Разве у тебя она отличается? – Дита мило улыбнулась. – Даже после танцев с красавчиком думаешь не о том, как уложить его в койку, а о том, как кто-то задел твои чувства несколько часов назад.
– Ты называешь это «задел чувства»? – Семела возмущенно приоткрыла рот. – Да, этого следовало ожидать. Ты слишком красивая, чтобы не быть дурой.
– А у тебя какое оправдание?
– Довольно! – Арес в бешенстве оскалился. – Можешь говорить мне что угодно, но вот за эту женщину я порву любого. Да я тебе в жопу кулак засуну и буду носить, как варежку! Только дай повод! Я расчленю тебя, сварю органы и накормлю тебя ими без приправ!
Дита погрозила ему пальцем:
– Ты тоже уймись! Хватит на сегодня. Давайте просто немедленно помиримся! Не нужно встречать Новый год в ссоре.
Ари ожидала, что Семела откажется, но она кивнула:
– Ты права. Простите меня. Черт, веду себя, как ребенок, а ведь старше вас. Нахамила уже всем подряд. Я просто отвыкла от людей, от музыки, от алкоголя. Депрессия меня измотала, я теперь любое взаимодействие с реальностью воспринимаю… слишком остро. Не ожидала, что будет так много эмоций. И уж тем более того, что влюблюсь с первого взгляда в хорошенького четверокурсника.
– А вот это уже интересно. – Услышав о любви, Дита заметно оттаяла.
– В общем, не хотела никого обидеть. Пойду, наверное…
Семела, несмотря на количество выпитого, держалась на ногах на удивление твердо.
– Проводить тебя? – вдруг спросила Дита. – Поболтаем о нашем, о девичьем…
– Можно. Надеюсь, еще со всеми вами увижусь. Всех приглашаю в мой дом на побережье! Перси, скажи им адрес… Закачу вечеринку, как в старые добрые…
Она обнялась со всеми по очереди – Ари почувствовала цветочные духи, неуместные в тот вечер, но очень подходящие Семеле. Она до сих пор хорошо помнила этот запах. Ей тогда и в голову не могло прийти, что это последний раз, когда она видит выпускницу живой.
– Когда они уже закончат эти странные телодвижения? – Неслышно вернувшийся Аид плеснул себе виски.
– Это называется «танцы», – пояснила Персефона. – Знаешь, то, чем люди обычно занимаются на вечеринках. Но, конечно, сложно об этом догадаться, если ты их ненавидишь.
– Я не ненавижу людей. Я просто не в восторге от их существования.
Кивнув им, Арес побрел к выходу.
– Такими темпами все разойдутся, – сказала Ари. – Кстати, кажется, кого-то изначально с нами не было.
Она задумалась, перебирая в памяти каждого из Двенадцати.
– Посейдона, – подсказал Дионис. – Он вообще неохотно проводит с нами время. Ты знала, что он хотел занять президентство Зевса в студсовете?
Ари помотала головой.
– А осенью поругался с Аполлоном из-за председательства в поэтическом кружке. Сегодня не пошел в «Оракул», видимо, в знак протеста. Но всем и без него было весело.
– Надеюсь, в наступившем году веселья будет не меньше.
– Надеюсь… – начал Дионис и осекся.
– На что ты надеешься?
– Что этот год будет чутким и нежным с твоими сердцем и душой.
Кажется, он сказал совсем не то, что собирался изначально, но она все равно поцеловала его, перегнувшись через стойку.
