– Ложись сюда, – говорил он и похлопывал рукой по свободному месту рядом с ним.
Я ложилась, и он обнимал меня сзади.
– Что ты хочешь посмотреть? – шептал он.
– Не знаю, – отвечала я.
– Порно? – спрашивал он и, не дождавшись от меня ответа, включал порнофильм.
Кончив, Калисто брал пульт и выключал фильм, который теперь был абсолютно ни к чему. А потом просил прощения.
– Прости, Эллинор, за все.
– За что?
– За все. За то, что я так устал. За то, что я прихожу домой и трахаю тебя под фильм, а потом засыпаю. Прости. Просто я дико устал, но вместе с тем дико возбужден.
– Это ничего, – отвечала я. – Ты просто устал и возбужден. Если ты поешь, поспишь и займешься сексом, все будет хорошо.
После этого он уходил спать, а я еще какое-то время сидела смотрела телевизор. Так проходили дни и недели.
* * *
Я прожила у Калисто несколько недель, когда случилась история с Милдред. Сразу после обеда около калитки остановилась машина. Я подошла к окну посмотреть, кто там. К нам никто никогда не приходил. А теперь у дома стояла какая-то машина. Я подумала, уж не автор ли рукописи приехал, но это оказался совсем не он. Из машины вышел по виду шофер и открыл заднюю дверцу. Появилась женщина в короткой белой шубке. Ее лицо было скрыто большими черными солнцезащитными очками, а у шубы был толстый высокий воротник, доходивший до ушей. На женщине были узкие брюки, обтягивающие крепкие, мускулистые ноги и зад. Мужчина, который вел машину, протянул женщине нечто похожее на короткую белую палочку. Потом нагнулся сказать что-то на ухо, в ответ на что женщина кивнула. Мужчина снова сел за руль, завел мотор, отъехал на несколько метров и припарковался у обочины.
Я стояла у окна в гостиной и смотрела на улицу. Сердце так и колотилось в груди. Яркое солнце било в окно с южной стороны, погода была прямо-таки неестественно ясная, и мне приходилось щуриться, чтобы что-то разглядеть на свету. Я видела, что женщина все еще находится за забором, но теперь повернула лицо к дому. Сосны стояли прямо и тихо. Женщина немного повернула голову и посмотрела направо, где склон вел к морю. Потом она откинула голову, как будто глядя в небо. Огненно-рыжие темные волосы падали на плечи белой шубы. Женщина разложила палочку, которую дал ей шофер, и это оказалась тросточка для слепых. Ощупывая ею землю, женщина направилась прямо к калитке. Там она остановилась и достала из кармана ключ.
Моим первым порывом было позвонить Калисто, что я и сделала. Дрожащими руками я набрала его номер. Слушала в трубке гудок за гудком – никакого ответа. Стоя с телефоном в руке, я видела, как женщина входит в калитку, складывает трость и закрывает дверцу. Я понимала, что она направляется к дому. Спокойно, сказала я себе. Я не из пугливых, а она еще и слепая. Женщина теперь держала сложенную трость в руке, как будто это эстафетная палочка или свернутая газета. И шла легко и свободно, чего никак не ожидаешь от слепого человека. Я догадалась, что женщина, должно быть, точно знает расстояния между объектами, потому что, подходя к входу в дом, она остановилась, не выставляя руку, чтобы нащупать дверь. Порывшись в кармане, она достала ключи.
Сидя на диване, я четко осознавала, что женщина окажется в доме через считаные секунды. И действительно, ключ повернулся в замке, и она зашла в коридор. Я старалась не дышать. Я где-то вычитала, что люди способны чувствовать, когда на них смотрят, и уж если кто и мог развить эту способность, то это должны быть слепые. Поэтому я отвернулась и уставилась на деревья в саду. В воздухе кружилось несколько одиноких снежинок. Черная машина по-прежнему стояла за забором, солнечный свет начал тускнеть за тонкими светлыми облаками. Зимние птицы, казалось, прекратили петь. Краем глаза я покосилась на женщину и увидела, что она стоит и прислушивается к тишине.
– Э-э-эй! – сказала она.
Она произнесла это тихо, и я поняла по голосу, что она знает, что в доме кто-то есть. Но не получив ответа, она кашлянула и сняла шубу. Мне почудилось, что на губах у нее играет намек на улыбку, словно она хочет сказать: «Я-то знаю, что здесь кто-то есть, но я не могу этого доказать, потому что я слепа».
Разувшись, женщина аккуратно поставила сапоги пятками к стене. Еще она сняла очки, сложила их и положила на столик у двери. Тут я увидела, что она безумно красива. Бывают люди средне-красивые, красивые и еще безумно красивые, настолько красивые, что все тело болит, когда на них смотришь. Вот такой она и была. Тело выглядело очень сильным. Разделенные идеальным пробором длинные волосы блестели. Словно все в этой женщине от души и в полном согласии работало на то, чтобы достичь идеала, как будто в ее ДНК был запрограммирован исключительно идеал. Когда она повернулась, я увидела ее большую мускулистую попу. Возбуждающую, мясистую задницу, как выразился бы Йонни. Белые брюки облегали ее, как будто были по ней сшиты. Я не понимала, как слепой человек может быть настолько красив. Я не хочу сказать, что слепые люди не могут быть красивы, я только имею в виду, что они не могут видеть себя в зеркале и прихорашиваться, как остальные. Но тут речь, понятное дело, шла не о том, чтобы смотреться в зеркало и прихорашиваться, это было нечто иное.
Женщина провела ладонями по бедрам. Волосы, наэлектризовавшись, топорщились вокруг головы, и она напоминала лампу со светящимися усиками, которые качаются в разные стороны. Взгляд женщины был направлен прямо вперед, на меня. Я вспомнила, что еще я где-то читала, что слепые могут двигаться с той же уверенностью, что и зрячие, в тех местах, которые им хорошо знакомы. Они выстраивают в мозгу точную копию реальности, а потом передвигаются по этой копии. Слепым вообще свойственна уйма вещей, о которых люди не имеют понятия. Тросточка им нужна, только когда они выходят на улицу, а дома они ведут себя так же, как любой другой человек, только не могут воспринимать цвета, как мы. Я думала обо всем этом и чувствовала, как вспотели подмышки. Калисто никогда не говорил ни о какой слепой женщине. И никогда не упоминал о существовании жены, но было совершенно очевидно, что эта женщина – его жена. Я понимала это абсолютно четко, сидя там на диване. У Калисто есть жена, она слепая, и сейчас она находится здесь. Во всем этом был только один плюс – то, что она не могла меня видеть. Эту мысль я прокрутила в голове два раза, так делаешь, когда на самом деле совершенно не веришь в то, о чем думаешь. Что-то во мне осознавало, что в данном случае слепота совершенно не имеет значения. Если стоявшая передо мной женщина хотела причинить мне зло, она бы это сделала, и сделала бы она это с той же уверенностью, с какой прошла по дорожке, отперла дверь и повесила шубу на вешалку. Она точно знала, что надо делать, чтобы причинить кому-то зло, если ты слеп, потому что если ты слеп, то ты продумываешь это так же, как ты продумываешь, как двигаться внутри копии реальности и где находятся вещи, на каком расстоянии от тебя и всего остального. Можно сказать, подумалось мне, что слепые люди на самом деле держат все под жестким контролем. Я попыталась посмеяться про себя над этой фразой, попыталась вызвать что-то, что сможет разрядить обстановку, но не получилось. В том, что происходило, не за что было ухватиться. Спокойно, Эллинор, думала я. Не волнуйся. Если будет нужно, ты врежешь ногой по голове кому угодно.
