Моим первым побуждением было рассказать, что больше нет никакой рукописи, но я подумала, что, умело разыграв свои козыри, я смогу воспользоваться случаем и узнать кое-что о Калисто. И вдруг мне стало легче. Я долго сидела в одиночестве, пронеслось у меня в голове, но теперь, наконец, что-то происходит.
– Почему ты решила, что я что-то расскажу, даже если я что-нибудь знаю?
– Потому что ты обязана, – ответила Милдред с легким нетерпением в голосе.
– Заставь меня.
– Я должна заставить тебя?
– У нас в деревне есть одна поговорка, – сказала я.
– Вот как?
– На мед можно поймать больше мух, чем на уксус.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Милдред.
Я пожала плечами. Она казалась умной, и все равно приходится объяснять очевидные вещи.
– Что ты должна сделать так, чтобы я захотела рассказать.
– Ладно, Эллинор, – Милдред откинулась на спинку дивана. – Я понимаю, что ты хочешь сказать, и уважаю это.
– Хорошо. Итак?
Милдред задумалась. Потом сняла одно из колец, с безымянного пальца.
– Видишь это кольцо? – спросила она. – Оно мое и Калисто. Ты получишь его от меня в качестве доказательства того, что я отдаю тебе Калисто. Он твой. Вот, возьми. Ты заберешь мужчину и все, что к нему прилагается. Расскажи только, где рукопись.
Я взяла кольцо из протянутой ко мне руки. Оно выглядело дорогим и шикарным.
– Достаточно меда, чтобы порадовать твоих мух? – спросила Милдред.
– И что мне с ним делать?
Улыбка исчезла с ее лица.
– Ты когда-нибудь слышала про символическую ценность?
– Символическую ценность?
– Когда вещь означает нечто большее, чем то, чем является в качестве вещи.
– Я не особо хорошо разбираюсь в вещах, которые значат не то, что значат. Мне нужен Калисто, а не какое-то кольцо секонд-хенд.
– О, – простонала Милдред. – Раньше он хотя бы потщательней выбирал себе любовниц. Но ты, ты же просто…
– Что?
– Не знаю. Такая прозаичная.
– Прозаичная?
– Давай посмотрим на это с практической точки зрения, – сказала Милдред и откашлялась. – Ты получишь минимум пятьдесят тысяч, если решишь его продать.
– Пятьдесят тысяч крон? – уточнила я.
– Да. Должно хватить на билет до дома и еще кое-что останется, так сказать.
Я еще раз осмотрела кольцо. С внутренней стороны было написано «Милдред Калисто 2000». Я протянула кольцо Милдред и сказала:
– Окей. Вот. Отдашь мне его, когда закончим.
– Хорошо, – согласилась она, беря кольцо. – Ты рассказываешь, где рукопись, и становишься на пятьдесят тысяч богаче. Неплохая сделка, не так ли?
– Да. Неплохая.
И всё бы ничего, только меня раздражал ее стокгольмский выговор. Такое чувство, что человек думает, что он выступает по телевизору. В стокгольмцах меня раздражает одно их качество – то, что они нас не любят. Думают, что мы деревенщина и расисты. Может, мы действительно деревенщина и расисты, но не настолько деревенщина и расисты, как они сами.
– Кольца мало, – сказала я.
– Ты говоришь, что тебе мало кольца?
– Да. Кольцо, как ни крути, это всего лишь деньги. У меня никогда не было денег и ничего, прожила как-то. Мне нужно еще одно.
– Что же? – спросила Милдред.
– Я хочу, чтобы ты рассказала о Калисто.
– О Калисто?
Это прозвучало так, будто я попросила ее рассказать мне о расписании поездов или о кладбище в городе Эслёв у нас на юге.
– Что тебя интересует?
– Во-первых, я хочу узнать, почему у него имя, как название мороженого.
– Мороженого?
– Да. Почему его так зовут? Такое мороженое продается в киосках, летом.
Милдред выглядела, как человек, который только что свалился с неба. Как будто ее слепые глаза были повернуты внутрь и видели что-то, чего нельзя обнаружить снаружи.
– Ты имеешь в виду «Калиппо»? – произнесла она после паузы. – Ты имеешь в виду это мороженое? Фруктовое такое? «Калиппо». Оно называется «Калиппо».
Я почувствовала, как лицо заливает румянец, но было поздно отступать. Милдред громко захохотала и даже как-то судорожно откинула голову.
– Я сейчас умру, – простонала она. – Калисто находит какую-то девицу, которая думает, что его зовут названием мороженого. И она все это время ходит по дому, смотрит на него и думает, почему же его назвали так же, как мороженое. Иногда просто-таки хочется стать мухой на стене, чтобы наблюдать за происходящим как в прямой трансляции.
Я хотела сказать, что не получится наблюдать за происходящим, если ты слеп, но потом подумала, что так я покажу, насколько я смущена, и это прозвучит еще пафоснее.
– Я думала и о других вещах, – сказала я.
– Подожди, – взмолилась Милдред, протянув ко мне руку. – Подожди немного. Извини.
Я ждала молча. Сидела и смотрела в окно, пока ее смех не стих.
– Калиппо, Калисто, – повторила она себе под нос несколько раз. – Почему его зовут названием мороженого?
Наконец, Милдред провела руками по лицу и тряхнула головой.
– Ну ладно, – сказала она. – Что ты хочешь узнать, Эллинор?
– Кто он. Кто он на самом деле. И как заставить его влюбиться?
– Иногда он бывает быком в постели. И жуткой сволочью вне ее. Сложно выносить такую сволочь продолжительное время. Найди себе другого мужика, мой тебе совет.
– Мне достаточно Калисто.
– Он был влюблен только в одну-единственную женщину, но ее больше нет.
– Что значит нет?
– Это была женщина, которая… – начала Милдред. – А, ладно, все равно.
– Давай сделаем так. Ты расскажешь о женщине, которую он любил, тогда я потом расскажу о рукописи. Всю правду о рукописи. А не только где она сейчас.
Я знала, что ловлю на фальшивую наживку, ведь что я могла сказать, кроме как что рукописи больше не существует? Но идея, видимо, показалась Милдред заманчивой, потому что она открыла сумку, достала сигарету и зажигалку. Прикурив, она глубоко затянулась и выпустила дым в мою сторону.
– Так вот, – начала Милдред. – Вот как это было, Эллинор. Калисто за всю свою жизнь любил только одну женщину, и женщина эта умерла. Поэтому он такой неприкаянный. Как привидение, которое не находит себе покоя. Ищет тут, ищет там. Вероятно, ты его последняя надежда. Он ведь наверняка снял тебя в Интернете. Так он обычно и делает. Но будь осторожна. Калисто – не целый, а сломленные люди разрушительны.
