Женщины вошли в дверь здания, которое находится совсем рядом с автобусной остановкой. Я раньше никогда не обращал на него внимания. Оно абсолютно безликим образом вписано в город. Если даже ты его заметишь, то подумаешь, что это отель или часть вокзала, или бизнес-центр, но угадать, что и как там внутри, невозможно. И вот я обнаружил, что и это здание скрывает в себе отдельный мир. Мир света, зелени и порядка. Называется оно весьма претенциозно – World Trade Center. Войдя внутрь, попадаешь в просторный холл с эскалаторами, везущими посетителей на верхние этажи. Вдоль эскалаторов стоят высокие темно-зеленые растения в горшках, что вкупе со стеклянным потолком, куполом уходящим вверх, создает иллюзию путешествия по тропическим джунглям. Женщины ехали на эскалаторе немного впереди меня. Их ноги были колоннами из мягкой кожи и крепкой плоти, которые поднимали их тела к небу. Меня воодушевляли ноги, зелень, пространство и свет. От этого чувства мне стало хорошо – словно застывшие сосуды в грудной клетке расширились и позволили крови свободней течь вокруг сердца.
Поднявшись на нужный этаж, женщины поспешили дальше. Они привычно прокладывали себе дорогу среди одетых в костюмы мужчин и секретарш в темных джинсах и с блестящими серьгами. Казалось, все останавливаются и машинально расчищают путь для этих женщин, как море расступается перед избранными, а потом снова смыкается за их спинами. Сам я сталкивался с людьми, несущими в руках чашки с кофе, портфели и бумаги. На мгновение я потерял женщин из виду, но потом снова увидел их впереди, за кафетерием на втором этаже. Они свернули налево и вошли в комнату, дверь которой распахнула перед ними сотрудница ресепшен. Женщины исчезли в помещении, дверь захлопнулась за ними, а я остался стоять около стойки ресепшен лицом к лицу с улыбающейся секретаршей.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросила она.
Я попытался подыскать подходящие слова. Я не заготовил никакого извинения или дела, которое могло бы объяснить мое появление здесь, поэтому простоял секунду молча. Тогда женщина слегка наклонила голову, как будто сочла меня очень застенчивым человеком, которому необходимо видеть на лице собеседника безграничное дружелюбие, чтобы осмелиться что-нибудь сказать. Я отметил, что эта сотрудница не так молода, как другие женщины, которых я видел в здании. На самом деле, она была совсем не молода, и на мгновение у меня в голове мелькнула мысль, а как вообще она может работать здесь, она же не молодая и не хорошенькая. Я немедленно одернул себя, ведь даже если такие мысли проскакивают лишь мимоходом, то и это кое-что о тебе говорит, и это кое-что – некрасиво. Вместо этого я подумал о том, что она наверняка очень опытный секретарь. Что она умеет то, чего никто другой не умеет, в прежние времена в Испании ее называли бы ama de llaves, хозяйка ключей, то есть женщина, у которой есть доступ ко всему, и она, стало быть, решает, кого в какое помещение пустить. Может быть, она знает еще китайский язык или что-то столь же бесценное?
В конце концов, она спросила:
– Вы пришли на конференцию SKF или Novartis?
У нее было исчерченное морщинами лицо, острый нос и рот, окруженный тонкими складочками. Вокруг глаз она нанесла слишком много черной краски, а аккуратно причесанные, хотя и суховатые, волосы открывали очень широкий лоб. Женщина смотрела на меня взглядом стекольщика – пустым, прозрачным и хрупким, как еще не разбитый хрусталь. Знал ли я там и тогда, что разбить его суждено мне? Конечно, знал. Мозг, может, и не понимает, но тело-то чувствует.
– Novartis, – ответил я.
– Тогда вам надо снова выйти в коридор, третья дверь справа.
Женщина нагнулась над стойкой и показала рукой направо, чтобы я точно понял, в какую сторону идти. Мне была видна ложбинка между ее грудями. Она тоже выглядела сухой. Я обернулся и заметил, что в нескольких метрах от ресепшен стоят диваны и кресла.
– У меня выступление только через несколько часов, – сказал я. – Можно мне посидеть здесь на диване, чтобы отшлифовать мою презентацию?
– Разумеется.
Женщина вышла из-за стойки, подняв крышку столика. Она проводила меня к диванам и показала рукой на один из них.
– Пожалуйста. Хотите чашку кофе? Чая?
– Нет, спасибо. Я буду рад, если просто смогу посидеть здесь, никому не мешая.
– Вы никому не помешаете. Совершенно никому.
Она вернулась за стойку. Я открыл ноутбук и начал читать свою историю. Я изо всех сил старался сконцентрироваться на тексте, но мои мысли улетали вдаль. Довольно долго я размышлял о здании World Trade Center, о его размерах и о том, как оно, собственно, было связано с Центральным вокзалом. Еще я думал о людях, которые ходили вокруг меня туда-сюда. Об их работе, их будничных делах, их бумагах и их улыбках, о закрытых дверях конференц-залов. Я думал об одиночестве пишущего, сравнивал его с этим морем намеренных и ненамеренных встреч. Думал о женщинах, думал о мужчинах. Иногда кажется, что управляют мужчины, но на самом деле это не так. Или, возможно, они и управляют, но им не удается сделать все по-своему. Сейчас, когда я пишу это, я вспоминаю свою жену, которая однажды читала вслух тонкую книжку, названия которой я не припомню, а автором был Стивен Кинг. Жена лежала в постели, курила и декламировала:
– Men are not so much gifted with penises as cursed with them
[4].
Она кивнула сама себе, а я поднял бровь. Фраза была хороша. Во всяком случае для человека, у которого репутация писателя, не умеющего писать.
– Согласен, – сказал я. – Если даже у человека в руке весло, это не означает, что направление выбирает тоже он.
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась моя жена.
– Что Кинг это красиво сказал.
Я вспоминал эту историю, глядя на женщину, стоявшую за широкой и очень блестящей стойкой ресепшен. За ней стояло растение в горшке, которое как будто переросло положенный размер. Горшок, в который его посадили, был очень маленьким, во всяком случае в сравнении со стеблями и листьями, которые тянулись вдоль стены. Чем дольше я смотрел на это растение, тем более сконфуженным я себя чувствовал. Словно между ним и женщиной существовала абсолютная внутренняя связь.
Вместе с тем было очевидно, что и женщина, и растение чувствуют себя не в своей тарелке в этом помещении. Осознав эту связь, а вместе с ней и противоположность, я уже не мог не думать о ней. Складывалось впечатление, что в этом что-то есть, что-то, до чего надо докопаться, что-то скрытое в глубине, но досягаемое. На стену, по которой карабкалось вверх растение, попадало очень мало света, из-за этого, вероятно, оно и приобрело такой бледный и линялый цвет. Однако оно продолжало расти. Не сдавалось. Лишенное питания, обескровленное и безумно сильное, оно вилось по стене. У грустных людей грустные растения. У неистовых – неистовые. Неистовая растительность, нечто неостановимое. Una vegetation furiosa! Я записал эту мысль в блокнот.
