Вдруг на лестнице послышались тяжелые шаги.
Все замолчали.
Скарлетт отступила и села спиной к окну, опустив подбородок на грудь, чтобы волосы закрыли приподнятую повязку. Она вслушивалась в обмен репликами на арабском и каком-то незнакомом визгливом тональном языке. Когда торговля, или что у них там происходило, подошла к концу, дверь каюты открылась, и внутрь бросили что-то тяжелое, с глухим стуком упавшее на пол. Дверь закрылась. Щелкнул замок.
Скарлетт подождала несколько минут, пока не убедилась, что мужчины снаружи разошлись — кто в свои пироги, кто на верхнюю палубу, — после чего мотнула головой, отбрасывая волосы с глаз, и обернулась. На полу лежал приоткрытый холщовый мешок, из которого высыпались перезрелые фрукты.
— Кушать подано, — объявила она.
Все сразу — и Сэл, и Гром, и женщины из посольства — поползли в сторону еды. Сэл, обладатель гардеробной, битком набитой костюмами по тысяче долларов каждый, и любитель резать тосты с яичницей мелкими кусочками, придавил коленом манго, нащупал его ртом и впился в плод зубами так, что сок потек по подбородку. Миранда, не сумев очистить банан зубами, раздавила его локтем и принялась слизывать мякоть прямо с пола. Гром и Джоанна прямо с кожурой ели желтые грейпфруты. Скарлетт решила, что в жизни не видела ничего более угнетающего. И все же, в отличие от вчерашнего дня, она поняла, что не сможет больше держаться. Иначе она умрет. Вот и все.
Она забыла о гордости, о чувстве собственного достоинства и опустилась на колени. И стала есть.
ГЛАВА 23
Пятница, 27 декабря, 09:55
Калемие, Конго
Аэродром, на котором приземлился Фицджеральд, официально считался военным объектом ООН, но по сути был всего лишь неогороженной площадкой, поросшей травой и мелким кустарником. Миротворцы ООН поставили несколько сборных домиков с кондиционерами, которые служили терминалом аэропорта. В одном из них женщина в голубовато-серой униформе, с греческим флагом на бейджике с фамилией, отметила имя Фицджеральда в списке прибывших, после чего он сел в автобус вместе с шестью другими пассажирами рейса. Пехотинец в зеленовато-голубой каске и бронежилете повез их по песчаной дороге в Калемие. Фицджеральд вышел в центре города, а автобус продолжил путь к штабу сил ООН, который расположился в здании какой-то заброшенной хлопкопрядильной фабрики.
Калемие был одним из первых бельгийских колониальных поселений в Конго. В честь правившего тогда в Бельгии короля Альберта I город сначала назвали Альбервилем. Еще его когда-то называли «Жемчужиной Танганьики», потому что это был важнейший внутренний порт Конго, поставлявший природные богатства страны — кобальт, золото, бриллианты — через озеро Танганьика в современную Танзанию, откуда они расходились по всему миру.
Теперь же Калемие напоминал город-призрак, населенный неприкаянными душами, которым больше некуда податься. Здания разрушались — крытые железом крыши разъедала ржавчина, кирпичные стены трескались и осыпались. Люди вокруг были хмуры и унылы. Попадалось много пьяных. Пока Фицджеральд шел по центральной улице, мелкие торговцы неотступно следовали за ним, пытаясь всучить минералку, дешевые батарейки и прочий китайский хлам. Женщины предлагали соленую рыбу, завернутую в банановые листья. Ирландец велел им отвалить.
Никто здесь не мог позволить себе машину или мотоцикл, поэтому на колесах в городе были только дети на допотопных велосипедах. Иногда ребята приближались к Фицджеральду и что-то свирепо выкрикивали, видимо пытаясь запугать и стрясти с него денег. Он не обращал на это внимания, но бдительности не терял. Отчаявшиеся люди способны на отчаянные поступки, а ему меньше всего хотелось вляпаться в историю у всех на виду. Вряд ли местные с пониманием отнесутся к тому, что какой-то белый мужик решил выбить дурь из парочки местных пацанов. Все это могло закончиться судом Линча, где жертвой бы оказался незваный гость.
Наконец, Фицджеральд вышел к бару, носившему название Circle des Cheminots, что означало по-французски «Клуб железнодорожников». Ирландец остановился и попытался представить себе, как эта покосившаяся, обшарпанная постройка могла выглядеть шестьдесят лет назад, когда тут собиралось приличное общество, гости смеялись над остроумными шутками, а у входа был припаркован какой-нибудь «Мерседес 220S» с блестящими хромированными бамперами. Но так и не сумел. Реальность слишком сильно отличалась от идеала. Это было все равно что рассматривать фотографии Хиросимы и Нагасаки через несколько часов после бомбардировки и пытаться представить себе, как эти города выглядели несколько дней назад.
Он толкнул дверь и вошел. Внутри помещение напоминало обычный ирландский паб, с той лишь разницей, что в ирландском пабе из-за шума почти невозможно разговаривать с соседом, а здесь можно было услышать даже летящую муху.
Все посетители были мужчинами. Большинство из них сидели по одному с выпивкой на столе и самокруткой в зубах, дым которой закрывал мрачное лицо сизой вуалью. Все они смотрели на Фицджеральда с безразличием мертвецов. Он потратил по несколько секунд, отвечая на каждый из этих взглядов, пока не убедился, что в гляделки он выиграл или как минимум свел результат к ничьей.
Он подошел к бару и заказал пиво. Женщина за стойкой поставила перед ним теплый темный стаут и назвала цену — пятьсот конголезских франков. Это была самая крупная местная банкнота, соответствовавшая примерно девяноста американским центам. Фицджеральд вынул из кармана зажим для денег, дав женщине возможность оценить толщину пачки купюр.
— Мне нужно нанять лодку, — сказал он.
— Здесь лодок нет.
Фицджеральд вынул из пачки американскую двадцатку и положил на стойку. Президент Джексон уставился на них с портрета одновременно с серьезностью и замешательством, словно не мог взять в толк, какого черта он вообще делает в Конго.
— Это тебе, если найдешь мне лодку.
Она уставилась на деньги.
— Ну? — поторопил он.
— Кажется, я знаю, у кого можно спросить.
Она скрылась в помещении за баром. Телефонных линий в Калемие не было, а в то, что у кого-нибудь здесь может оказаться «Блэкберри» или «Айфон», Фицджеральду как-то не верилось. Скорее всего, она вышла из заведения, чтобы лично отыскать своего приятеля с лодкой.
Оставив пиво на стойке, Фицджеральд сел за пустовавший столик. Он вынул из небольшого рюкзака «Макбук» и поставил его на стол. Рядом с ноутбуком он положил «глок», чтобы никого не посетила какая-нибудь шальная мысль. Он воткнул Wi-Fi-модем в ноутбук и набрал пароль, чтобы войти. Увиденное на экране его порадовало. Маячок находился всего в двадцати километрах, двигаясь со скоростью меньше десяти километров в час по реке Лукуга, протоке, соединявшей озеро Танганьика с верховьями Конго.
Фицджеральд откинулся на спинку стула и закурил, машинально потирая шрам на горле. Этот шрам он получил еще совсем молодым парнем, когда служил в 22-м полку SAS. «Шин Фейн» тогда затеяли совещание в Кроссмаглене, небольшой деревушке в Ольстере у границы с ирландским графством Монаган. Специальное управление подозревало, что это совещание должно прикрыть переброску обратно на север боевика Временной ИРА, ответственного за несколько убийств в Белфасте. От группы Фицджеральда требовалось сфотографировать человека и его машину. Предполагалось, что это обычное разведывательное задание.
