7
Первый раз она приехала в Оксфорд в 2043 году, да так и осталась там на весь учебный год: за неимением семейного дома удобнее было получить право на место в общежитии, чтобы было где жить во время каникул. Однако на лето уехать все же пришлось, поскольку колледж
[5] не смог обеспечить ее жильем. Она провела два месяца в Лондоне, спуская наследство на дешевые комнаты, а жалкие сэкономленные средства — на бесконечные сигареты.
Но вот пришла осень, и Хоппер снова вернулась сюда — второкурсницей, толком даже и не зная, с какой целью и оставят ли ее до конца семестра, даже если она сама этого будет страстно желать.
Центральная лужайка колледжа была все такой же неестественно зеленой — искусственной, как выяснила Хоппер еще в первые дни занятий. Настоящие лужайки могли позволить себе лишь самые богатые учебные заведения, большинство же прочих довольствовалось пластиком.
Она сидела на скамейке перед лужайкой с подругой Кэт, тоже второкурсницей, с факультета химии. По клумбе у них за спиной в поисках личинок в малообещающем земляном месиве скакал дрозд. Кэт заговорила первой.
—Харлоу в этом году не вернется.
—Почему?
—У его жены случился удар на каникулах, и они переезжают в Норфолк. У него там семья.
Харлоу был их куратором. Полностью разочаровавшийся человек, чья жизнь омрачалась тремя вещами: браком без любви, безуспешной исследовательской карьерой и хилым ребенком, безмерно балуемым женой. Бремя неудач он переносил тяжело и, как правило, реагировал на промахи своих студентов куда более эмоционально, нежели на их успехи. Хоппер не могла отделаться от мысли, что Харлоу мечтал вылепить из них неудачников, чтобы на их фоне его собственная карьера выглядела не столь плачевно.
На плечо ей упала капля. Облака, впрочем, серьезного дождя вроде не обещали.
Бедняга Харлоу.
—Похоже, его замена повнушительнее будет.
Хоппер помимо воли заинтересовалась:
—И кто же это?
—Его фамилия Торн. Похоже…— не лишенная некоторой склонности к театральности Кэт неспешно затянулась сигаретой и продолжила: — Похоже, бывшая правительственная шишка, который в итоге вылетел оттуда, хотя никто не знает почему. А работу здесь он получил только по знакомству с ректором.
* * *
Через два дня, на торжественном ужине в честь начала семестра, по правую руку от миссис Кэролайн Хиткот, ректора, сидел худющий мужчина лет шестидесяти, на вид сущее пугало. На протяжении всей трапезы они общались друг с другом, иногда чуть ли не соприкасаясь головами.
Хоппер расположилась на верхнем ярусе, откуда пара была прекрасно видна. Оживленно жестикулируя, ректор что-то разъясняла — несомненно, какую-нибудь свою новую грандиозную теорию о Восстановлении. Новичок вяло ковырялся вилкой в тарелке, однако внимательно слушал и даже вставлял замечания, порой выразительно тыча в пространство своим столовым прибором. Выглядел он усталым.
Зал оказался заполнен лишь наполовину, и это в самом начале семестра. Впрочем, в то время похвастаться заполненностью не мог ни один колледж, даже в Оксфорде. Большинство и вовсе закрылись — их территории реквизировали и превратили общежития в бараки, а спортивные площадки — в сельскохозяйственные угодья. Университеты пали одной из первых жертв кампании Давенпорта по принудительной рекультивации земель — меры, весьма популярной в народе. Сам он учился в Оксфорде, потому этот университет, один из немногих, и продолжал функционировать.
По окончании ужина сидевшие во главе стола перекочевали в профессорскую — самое большое помещение в лабиринте комнатушек под столовой. Здание факультета Хоппер, выглядевшее неприлично эклектичным, поскольку древний викторианский стиль в нем уживался с вульгарными пристройками середины двадцатого века, было не из богатых и располагалось неприлично далеко к северу от центра города. Эдакий несмелый новичок, мнущийся на пороге близящейся к апогею вечеринки. Но Хоппер это даже нравилось.
Стены профессорской украшали несколько картин в золоченых рамах, однако подобная роскошь лишь подчеркивала, что потолок низкий, диванные подушки — выцветшие, а двери, в прошлом, вероятно дубовые, изготовлены из дешевой сосны. Плотные шторы на окнах практически не пропускали солнечный свет, и в помещении царила вечерняя атмосфера.
Хоппер взяла бокал бесплатного вина у официанта, прислонилась к стенке и окинула взглядом небольшое сборище преподавателей и студентов. Ее друзья, наверное, уже кутят в «Белой лошади», как и обещали. Она решила, что допьет этот подарок ректора и пойдет отсюда. Может, еще фруктов перехватит.
Скука просто неимоверная. Нет, немедленно надо бежать. Хоппер развернулась было к выходу, но пока она искала, куда бы поставить бокал, толпа вдруг раздалась, и перед ней предстал недавний сосед ректора за столом.
—Мисс Хоппер, не так ли?
—Да.— Мужчина, однако, никак не отреагировал, и, дабы избежать неловкой паузы, она затараторила: — Я на втором курсе. Землеведение. Кажется, мы раньше не встречались.
Он кивнул.
—Прошу прощения… Кэролайн сказала, мне нужно самому представиться,— он махнул рукой в другой конец помещения-, где ректор что-то вдохновенно втолковывала двум своим любимчикам, студентам-историкам.— Меня зовут Эдвард Торн. С этого года я работаю на вашей кафедре. Полагаю, буду у вас преподавать.
—Рада познакомиться, доктор Торн,— она протянула руку и тут же пожалела об этом: ну вот, выставила себя деревенщиной. Впрочем, Торн, похоже, так не считал.
—Взаимно. Пожалуйста, называйте меня Эдвард. Всякие формальности не по мне.
Хоппер временно оставила свои попытки избавиться от бокала.
—И что же привело вас в Оксфорд?— поинтересовалась она, памятуя замечание Кэт о его увольнении.
—Всего лишь каприз. Тяга к переменам. Стоит чересчур долго задержаться на одном месте — и все, застой. Так ведь со всеми.
—И вы подались в Оксфорд? Как раз здесь-то ничего не меняется. Хоть полмира сгори, а тут всё еще будут копаться в библиотеке.
Она улыбнулась. Торн тоже, и лицо его тут же преобразилось, на какое-то мгновение озарившись дружелюбием и заговорщической насмешливостью, едва ли не проказливостью.
Он кивнул.
—Что ж, пожалуй, перемены — не совсем подходящее слово. Но для меня все равно хоть какое-то разнообразие. Вам нравится здесь учиться?
—Особых восторгов не испытываю. Такое ощущение, будто многие из наших преподавателей не совсем понимают, чем тут занимаются.
Торн вскинул брови. Хоппер и сама удивилась: ничего такого говорить она вовсе не намеревалась, слова сами слетели у нее с языка.
—Хм, перспектива тревожная. Может, нам стоит обсудить все это на днях?
