—Я просто удивилась. Выглядите вы вполне прилично.
—Врать у тебя никогда не получалось,— он отмахнулся от ее попыток возразить.— Да я и сам знаю… Совсем недавно вид у меня был поздоровее…
—Вам сказали, что с вами?
—Солнце.
Значит, рак кожи или что-то вроде этого, поняла Хоппер. Несмотря на активно ведущуюся кампанию по раздаче солнцезащитных средств, уровень заболеваемости резко вырос. И болезнь, похоже, прогрессировала быстро. Увы, многие препараты в настоящее время оказались недоступны. Часть попросту превращалась в труху на заброшенных фабриках в другом полушарии Земли, на том конце оборванных снабженческих цепочек. В попытке спасти индустрию ближе к Остановке в Британию перевезли множество иностранных ученых, фармацевтов и производителей, но даже этого оказалось недостаточно.
—Сожалею,— голос ее прозвучал совершенно безжизненно; она сама не поверила бы в искренность такого сочувствия.
Торн лишь пожал плечами.
—Некоторым выпадает и похуже,— поморщившись, он чуть сместился на подушках и откашлялся в дрожащую руку.— Как твоя… работа?
—Прекрасно.
—Жизнь посреди открытого моря, как мне сказали. Именно то… чего ты всегда и хотела.
—Да. Как я и хотела.
Она лихорадочно соображала, что же еще такого сказать. Насколько ей было известно, других людей в его жизни не осталось. Не спрашивать же о планах на будущее. Элен обреченно уставилась на маленькое красное клеймо на его подушке, ярко выделяющееся на фоне окружающей белизны. Да что она вообще здесь забыла?
—Я могу чем-нибудь помочь?
Больной покачал головой.
—Нет. Винить себя я и сам могу.
—Не сомневаюсь,— она попыталась изобразить улыбку — ту самую, которую недавно демонстрировала Уорик.
Снова повисла тишина. Торн перевел взгляд с посетительницы на изножье койки.
—Сколько же мы с тобой не разговаривали?
—Пятнадцать лет,— Хоппер вспомнила его кабинет в университете. Вспомнила, как вышла оттуда в последний раз, когда узнала правду о нем. Ее словно обожгло образами прошлого.
—Ты, наверное… злишься на меня.
—Всем нам приходится делать выбор. Вы свой сделали,— внезапно ее охватила ярость — ярость от того, что гнев ее теперь направлен на такое беспомощное ссохшееся создание, которому не хватает сил даже смотреть ей в глаза.
—Я бы тоже злился.
Хоппер глубоко вздохнула и сглотнула ком в горле.
«Я осталась в университете только из-за вас, Эдвард. Вы стали для меня примером. Вы и ваша работа. И мне казалось, вы знали об этом. Я думала, вы боретесь с этими людьми. А потом оказалось, что вы один из них. Я не могла не уйти».
Сколько раз она представляла себе этот момент, репетировала, как выскажет ему все, что думает о нем! И вот теперь ни одна из придуманных и заготовленных фраз не выговаривалась. Слишком много всего, чтобы разом выложить. В голове сплошной сумбур.
Торн отвернулся, уставившись в окно.
—Эдвард…
Он снова повернулся к ней.
—Зачем вы послали за мной? Зачем…— Хоппер осеклась и, покосившись на дверь в коридор, продолжила тише: — Зачем написали мне?
Он тяжело выдохнул и на мгновение тоже перевел взгляд на дверь. Хоппер решила, что поняла его предостережение: «Осторожно!» Потом Торн выдавил:
—Я хотел… извиниться.
—Все, перед кем вам нужно извиниться, уже мертвы.
Он покачал головой.
—Я должен. Прости.— Хоппер увидела слезы в его глазах и снова перевела взгляд на красную отметку.— Ты всегда жаждала правды. Я запомнил это с самого начала знакомства с тобой. Только правду тебе и подавай. И я помнил об этом все эти годы. Только я так и не дал ее тебе.
Торн снова покачал головой, и под кожей у него среди оставшейся жалкой плоти проступили жилы. Хоппер видела, во что ему обходится разговор с ней. Он выматывался прямо на глазах. Сколько же его здесь держат?
Он потянулся к стакану с водой у изголовья, но она взяла его сама и поднесла к губам больного. Торн сделал глоток, пролив немного на себя, потом еще один. Хоппер поставила стакан на место.
—Эдвард…
—Прости. За все… не только за то, что я тебе причинил.
Боже. Это уже слишком. Она вдруг поняла, что вот-вот расплачется.
Торн с трудом сглотнул, беззвучно пошевелил губами и снова заговорил:
—Элен. Есть… еще кое-что.
Хоппер нагнулась к нему.
—То, что вы хотели мне показать?
—Здесь я не могу сказать. Потому они и привезли тебя. Они тоже хотят знать,— глаза его расширились, и он кивнул на дверь. Уж не впал ли он в паранойю?
—Расскажете потом. Вы устали.
—Нет. Времени не осталось,— Торн втянул в себя воздух и разразился булькающим кашлем.
—Эдвард, я позову врача,— Хоппер привстала с кресла.
Однако он с неожиданной для своего состояния силой вцепился ей в руку.
—Я упрашивал их неделями, Элен, а они только сейчас тебя и привезли. Неделями…— Торн притянул Хоппер к себе, чтобы ее ухо оказалось над его губами, и с усилием приподнял голову. Она ощутила его запах, дух старости и разложения, слегка приправленный приторным ароматом букета. Слова его были едва слышны:
—Они привезли тебя в расчете, что я тебе все выложу, а они подслушают. И они сейчас слушают.
Пальцы его еще сильнее вцепились ей в руку.
—Эдвард, хватит. Я позову врача.
Однако Торн вновь притянул ее к себе и прошептал — так тихо, что даже она с трудом разобрала:
—Мой… дом.
А затем чуть отстранился и гораздо громче произнес:
—Только я достаточно умен для этого. Я ничего тебе не рассказал. Совсем ничего. Ничего. Ничего…
Он не сводил с нее взгляда широко раскрытых глаз, часто и отрывисто дыша. Голова его бессильно упала на подушку, но губы продолжали беззвучно шевелиться в этом последнем слове.
9
Время странным образом исказилось. Когда с Хоппер говорили, смысл сказанного доходил до нее с некоторой задержкой. Внимание концентрировалось на бессмысленных мелочах. На порезе от бритвы на подбородке врача. На мухе, судорожно перебирающей лапками по стеклу окна. На звуке распылителя в саду.
После смерти Эдварда Торна прошло почти два часа.
Сначала появились врачи. Они провозились в палате минут двадцать, и потом оттуда выкатили каталку и быстро увезли по коридору. Еще через час ее вернули, по-прежнему с телом, только на этот раз никто уже не спешил.
Где-то тикали часы, Хоппер не видела, откуда доносится звук, а повернуть голову и отыскать их у нее не было желания.
