В одночасье развалились вековые союзы. Отношения и связи между странами по разные стороны земного шара, выстроенные по принципу доминирования идеологии над широтой,— все это внезапно оборвалось. Единственным фактором, диктующим национальные интересы, стала география. Интересы Австралии отныне противоречили британским. Оправившиеся от потрясения Пакистан и Индия торопливо принялись налаживать отношения и выстраивать экономические связи.
Разные страны приспосабливались к новым условиям различными темпами. Две Кореи достигли хрупкого согласия всего за шесть месяцев до окончательного погружения в вечную тьму, и за несколько недель до катастрофы правительства обоих государств прекратили свою деятельность. И не было никаких слезливых воссоединений, никаких торжественных спусков флагов. Хотя бы потому, что к моменту Остановки множество стран попросту прекратили эти самые флаги поднимать.
За три года до Остановки медленно накрылся интернет. Серверы по всему миру больше не обслуживались, подводные кабели застыли. Мобильная связь больше не действовала. Телевизионные экраны помигали напоследок и тоже умерли. Человечество, уже не способное пользоваться достижениями предыдущего века, стремительно покатилось назад. Вновь напомнили о себе болезни: оспа, оттаявшая из сибирской вечной мерзлоты, и прочие — не столь экзотичные, но от этого не менее летальные.
Посреди воцарившегося хаоса рассыпалась окружавшая планету спутниковая сеть — очередное тотемистическое достижение оказалось брошенным перед лицом острой необходимости обеспечить население пропитанием. Последовавшие столкновения спутников породили тысячи смертоносных осколков космического мусора. Кое-какие из них, впрочем, так и остались на орбите, превратившись в бесполезные металлические глыбы, и по десять раз за день мелькали над головой, поочередно то поджариваясь, то замораживаясь.
А вот бежать было некуда. Технологи, предсказывавшие переселение с Земли в более пригодные для обитания зоны солнечной системы, все до одного ошиблись. Времени у человечества только и осталось, что законсервировать Международную космическую станцию. И не существовало никаких секретных фондов для бегства с гибнущей планеты на новую.
В ответ на предательство небес хрупкая кожа планеты порвалась по краям континентальных плит. В процессе Замедления землетрясения практически не прекращались. Лик Земли обезобразили кратеры язв и рубцы. Вулканы закоптили небеса на тысячи километров. Окутывавшие планету воздушные течения тоже поддались всеобщему хаосу, и мировую поверхность утюжили жесточайшие шторма. Вот с притяжением, вопреки кое-чьим страхам, ничего не случилось, ведь масса Земли не изменилась, и, стало быть, ее сила тяготения тоже. Но все же заключительные годы Замедления оказались сущим истязанием.
Последняя ночь в Британии длилась шесть месяцев: половина прежнего года безумия и беспредела на грани голода во тьме. А потом, на финальном этапе вращения планеты, солнце мучительно медленно выползло обратно на небо, и после этого границы дня и ночи установились на веки вечные.
Восход последнего дня, как его окрестили. То был 2029 год.
Теперь, тридцать лет спустя, Земля неподвижно висит в космическом пространстве и лениво кружит по орбите вокруг Солнца. Вследствие наклона оси положение планеты относительно светила слегка меняется, и тонкое кольцо промежуточных областей то погружается в полную тьму, то освещается проблесками света.
Для подавляющей части мира, однако, обстановка остается неизменной. Постоянным солнечным светом наслаждаются Европа, половина России, почти вся Африка, Ближний Восток, восточная оконечность Северной Америки и верхняя часть Южной. В центре данной зоны царит испепеляющая жара, потихоньку обращающая останки городов в пепел. На ее самых окраинах — в прохладных областях, разделяющих пополам Евразию с Индостаном и обе Америки,— солнечный свет столь скуден, что человек выжить там не способен. И наконец, между двумя этими температурными ареалами тянется узкая полоса, где по-прежнему можно выращивать урожай и притворяться, будто живешь в нормальном государстве.
На другой же стороне планеты царит вечная тьма.
6
До этого Хоппер летала вертолетом дважды: когда навещала отца в Шотландии и когда принимала участие в научном саммите в Копенгагене. Во второй раз она резко возражала против подобного расточительства, однако к ней не прислушались. Важно было продемонстрировать скандинавам и русским, что Британия при необходимости по-прежнему способна на дальние вертолетные перелеты.
В салоне ей пришлось сидеть напротив гостей из Лондона. Уорик с явным интересом смотрела в иллюминатор на море. Мужчина же, Блейк, практически мгновенно заснул. Под туго сидевшими наушниками его землистая дряблая кожа собралась складками.
Внизу от горизонта до горизонта простирался океан. Вокруг платформы всегда плясали высокие буруны, а вода была темной, сейчас же под ними расстилалась светло-голубая гладь, чуть подернутая легкой рябью. В течение полета высота солнца над горизонтом мало-помалу менялась — пока неуловимо, однако ко времени прибытия оно должно заметно подняться. Настоящий рассвет и закат можно было наблюдать только при перелете на реактивном самолете с Холодной стороны на Теплую. Правда, эпоха реактивных самолетов давно канула в Лету.
В семнадцатилетнем возрасте Хоппер пребывала в уверенности, будто помнит настоящие закаты. Только позднее она осознала, что память ее сохранила кадры из видеозаписей. Или же исказила образы из раннего детства. К самому концу Замедления закаты были вялыми и какими-то неземными, но все равно умопомрачительно красивыми. Последний растянулся на целый месяц.
Затем последовал крах, а спустя несколько лет — бурное Восстановление. И Земля кружила по новой орбите вокруг Солнца вот уже более тридцати лет.
«Самой природой созданная крепость,— вдруг пришли ей на ум строчки,— противу войн и всяческой заразы».
[3]
Чертов монолог Ганта. Весь ее класс заставляли учить эти стихи наизусть. Они были выведены на фреске на стене школьного актового зала, с намалеванными по бокам единорогом и львом невообразимых цветовых оттенков. Из-за витиеватого шрифта разбирать слова было истинной мукой, но все равно школьникам приходилось еженедельно зачитывать их хором после молитвы. Даже сейчас Хоппер помнила солнечные лучи, сочащиеся через окна в конце зала, и директрису, дирижирующую ими, словно оркестром. Зал украшали и другие шекспировские цитаты: по бокам — из «Генриха V» на тему английского духа и из «Меры за меру» на тему смерти, но «Ричард II» превалировал над всеми.
Вот последние строки речи Ганта они не зубрили. Чему Хоппер не особенно-то и удивилась, когда однажды ознакомилась с ними. Царственная Британия, выяснила она, «сама себя позору покорила!» Преподаватели попросту отказывались учить их подобному оскорблению.
И вот она перед ними — Британия, одна из последних надежд мира, великая нация рабовладельцев; тепло и застой в постоянном свете солнца. Они назвали это британским везением. Достаточно близко к центру Теплой стороны, чтобы заниматься земледелием, но и достаточно далеко от него, чтобы все-таки выжить. В пресловутом поясе Златовласки — обитаемой зоне, в которой все условия идеальны. Не то что у бедолаг в южной Европе. Саранчмыри — так называли выходцев оттуда, пока они еще встречались. А вот в Великобритании Хайленд внезапно превратился в новый сельскохозяйственный центр. Чистейшая слепая удача.
