Другими словами: невозьмусь я вести эти курсы. Я смахиваю сообщение, иза ним сразуже опять высвечивается сообщение отиздательши. Может, стоит разозлиться, какэто называется, встать впозу? Или, наоборот, почувствовать облегчение? Пока понимаю только, что это может означать конец всей моей серии. Былобы жалко, потому что наэти деньги я живу. Сдругой стороны, изначально серии даже непредполагалось. Вто время я еще писал рецензии, уже непомню, какой роман я разбирал, нонаписал что-то вроде: очень атмосферно идушевно, ипри этом напряжение ниво что невыливается. Роман читается какбессюжетный триллер. Тут уменя вголове загорелась лампочка, ив тотже день я отложил роман, надкоторым работал, ипринялся за, какя думал, нечто промежуточное. Главного персонажа я придумал сразуже, Леннокса сносом боксера, частного детектива стипажом Филипа Марлоу
[4]. Бессюжетный детектив. Подзаголовок превратился всерию книг. Раньше вобычных романах мне какраз неудавались сюжеты, атеперь изэтого получилось сделать концепт.
Одного я непредугадал: что эту роль возьмут насебя читатели, что они вмассовом порядке начнут придумывать сюжеты ккаждой книге оЛенноксе. Сначала– потому что думали, что насамом деле сюжет есть, просто я его замаскировал, спрятав множество указаний между строк, апотом это переросло вхобби дляцелых сообществ: ккаждой книге они легко придумывали если несотни, то уж точно несколько десятков сюжетов. Я мог писать сколько угодно невнятно ибессвязно, лучше сказать, чем невнятнее ибессвязнее, тем круче, потому что учитателей отэтого только разгорался аппетит. Такой неожиданный, нофинансово удачный поворот дел дал мне возможность окружить себя завесой таинственности иотказываться отинтервью– чтобы ненарушать атмосферу тайны ине вставать между читателем ипроизведением. Совершенно случайно ибезо всякого умысла я нащупал потребность читателей выйти изподчиненной позиции, какбудто их чему-то учат. Я невольно открыл толи будущее, толи конец литературы: позволяя читателю самому сочинять историю, ты даешь ему то, что он хочет. Писатель, читатель, все наконец-то становятся равны– амне еще иможно было жить засчет этого!
Новот теперь оказывается, что споследней книгой проблемы. Асам-то ты доволен?– спрашивает издательша. Вот умеет она сразуже посеять сомнение, переложить ответственность написателя. Мы все читали иудивлялись, нетолько из-за элементов научной фантастики, нов основном из-за того, что вэтой части выкристаллизовывается нечто вроде сюжета, аэто, конечноже, противоречит самой задумке серии. Аназвание– «Мужчины бездетей»? Похожие названия есть уХемингуэя иМураками, неужели нужна еще итретья вариация натему? Приэтом имеется ввиду следующее: такое ощущение, что ты все-таки хочешь вернуться клитературе. Иза это они собираются отменя избавиться: мы моглибы подумать отом, незахотятли другие авторы разрабатывать концепцию бессюжетного триллера, ссохранением персонажа Леннокса илибез. Я даже незнаю, расстраиваться илинет. Может быть, получится изэтого извлечь какую-то выгоду, ведь эту франшизу (это ведь так называется?) придумаля. Но, читая дальше, я чувствую, каксердце сжимается отстраха, потому что дляподтверждения своей точки зрения издательша подробно останавливается наистории вмоей рукописи, которую она отклонила, ия вижу, что ситуация повторяется: книга написана оБонзо, ая обэтом даже как-то незадумался, просто поменял несколько имен ипереместил действие вбудущее, аведь этого недостаточно, они всвое время предупреждали, что обэтом нужно молчать, ихоть я ничего неподписывал, уговор этот нарушать было нельзя. Тоесть вэтот раз все вточности также, каки тогда с«Хорошими друзьями», радоваться надо, что два раза вмешались сверху, хотя само начальство ине знало, чему препятствует; сначала в«Хороших друзьях», потом вмоем издательстве. Хотя чемуже тут радоваться– впервый раз сразу вся карьера накрылась медным тазом, да исейчас может случиться тоже самое.
Наверное, другой истории уменя просто нет. Укаждого человека есть какминимум одна история. Кто это сказал? Илинаписал? Нея, мне такой расклад кажется слишком оптимистичным, большинству людей даже иодну историю пришлосьбы выдумывать; хорошо еще, что уменя есть хотябы одна.
Глава11
Я выключаю планшет изакрываю глаза. Чувствую усталость, надобы уже ложиться, нет, сначалабы надо помедитировать, я ведь даже засунул всумку надувную подушку длямедитации перед выходом издома. Грандиозные планы были, наверное, дома-то несколько лет все руки недоходили, ав дороге, значит, дойдут? Это дорожная подушка длямедитации, может, поэтому я ипихнул ее всумку. Нонадувать ее сейчас сил нет. Апотом, все эти медитации, что они мне дали? Знаюя, что они мне дали: явдруг начал мыть посуду два раза вдень, перестал ее накапливать, ив «Алберт Хейне» стал выкладывать продукты наленту спокойнее, столком, срасстановкой, каждый продукт отдельно, наотдельный отрезок ленты– ивсе это время надеялся, что вот подойдет комне кто-нибудь искажет: ага, вы так спокойно выкладываете покупки наленту, сразу видно, медитируете. Ноэтого так ине произошло. Вот что мне все это дало: теперь я немогу даже бездумно выложить покупки изкорзины, сделать это мимоходом, кое-как, небеспокоясь опокупателях, которые стоят вочереди передо мной иза мной; нет, теперь все должно делаться внимательно иосознанно, ичем больше внимания иосознанности, тем больше находится поводов дляссор ираздражения, иразве непоэтому мне захотелось наброситься нату женщину в«Алберт Хейне»: зато, что она могла нарушить мою тщательно продуманную исбалансированную композицию разложенных продуктов? Оставлю-ка я дорожную подушку длямедитаций там, где она лежит.
Спать теперь тоже больше нехочется. Включить, говорюя, изагорается телевизор, висящий напротив кровати, сразуже икакбы торопясь, словно все каналы только иждали, пока я велю им включиться. Разговор закруглым столом идет обискусстве. Это запоздалые поминки после давным-давно состоявшихся похорон, ноникто изприсутствующих, кажется, этого неосознает. Все проходит очень быстро, нонекоторые вещи возвращаются; эта программа могла выйти десять, двадцать лет назад, аможет, так оно иесть. Мир ведь итогда уже был странным; пусть, помоим ощущениям, я теряю свой мир, новполне возможно, что мир, который исчезает уменя наглазах, узнаваемый мир, всегда был лишь иллюзией. Нозато какой красивой: мир словно создан подменя, ая– поднего. Теперь показывают, какведущий вместе сосвоими гостьями бродит повыставке. Судя повсему, съемку вели после закрытия, потому что залы, которые я помню постуденческим временам, каки тогда, пусты; яизучал историю искусств имог часами бродить позалам, невстречая никого, даже студентов сосвоего потока, неговоря уже опреподавателях. Стех пор какввели всеобщий базовый доход, эти залы заполнены людьми, особенно моего возраста, они, неторопливо переставляя ноги, перемещаются позалам сискусством двадцатого века. Новейшим искусством никто неинтересуется, все хотят рассматривать то, что создано давно, то, что попало вэнциклопедии, то, очем писали втогда еще существующих газетах, которые сейчас можно вызвать изнебытия через аппарат вкофейне. Они хотят смотреть нато, начто смотрели раньше, когда были молодыми ис ними нужно было считаться, каки ссамими произведениями искусства. Им хочется чего-то нового, ночтобы оно оставалось эхом того, что они давно знают.
