Несмотря наэти три месяца сЛинеке, доказавшие, что это возможно идаже совершенно естественно, всексе так иоставалось… нет, даже нев сексе, это слишком приземленно, вэтом стремлении кудовлетворению, которое одновременно содержало всебе иосознание, иокончание этого стремления,– так иоставалось нечто недостижимое. Само стремление было всеобъемлющим, нопроблема заключалась именно вэтом; эта недостижимость происходила из-за того, что оно пряталось везде: укаждого пододеждой, укаждого вруках, укаждого втеле. Невозможно быть одновременно везде, водин момент времени можно играть только наодной доске. Даже этого общежития напротив четвертого корпуса было недостаточно, перед окнами нашего здания должно былобы стоять пять, шесть общежитий, десять, одиннадцать, большим полукругом, апотом еще одним, должна была существовать возможность играть сразу нанескольких досках, сразу навсех досках,– если играть смиром врежиме одновременной игры, то вконце концов этот мир получилосьбы вместить всебя вовсей его полноте ицарствовать надним. Потому что весь смысл был вэтом, иименно поэтому мы были так беспомощны, мы нецарствовали, мы просто смотрели, безоружные, выглядывали избойниц, закрытых ктомуже стеклом.
Женщины вквартале красных фонарей тоже сидели застеклом, ноздесь, устуденток, двойной слой стекла (один унас, другой уних) подчеркивал их недостижимость; это были обычные девушки, если знать, вкакое кафе они ходят повечерам, можно былобы прийти туда ипредложить им что-нибудь выпить,– нотеперь уже, конечно, нет, теперь мы знали оних больше, чем они могли представить. Они нио чем недогадывались, уних был вид надетскую площадку иновое здание запасников архива, застроительством которого они наблюдали (какже они, наверное, проклинали вбивание свай напустыре поутрам),– такая большая кирпичная дура, практически слепые стены; девушки мнили себя вбезопасности, эти узкие полоски стекла потри штуки накаждом этаже были недостойны называться окнами.
Внаших забавах участвовали невсе, несколько парней держались встороне, ив этом была определенная смелость, потому что остальные сразуже заклеймили их педиками. Иногда кнам вздание приходил ДеМейстер исмотрел снами, всегда неподвижно, руки вкарманах; казалось, он наблюдал занами, ане заобъектами нашего внимания. Он никогдабы нестал, какдругие, вволнении выкрикивать буквенно-цифровую комбинацию, даже вшутку; мыже успели выучить шахматную доску наизусть, икаждая комбинация, названная мало-мальски серьезным тоном, какпо волшебству, заставляла наши головы какодну поворачиваться внужном направлении.
Пацаны, сказал ДеМейстер одним серым утром, вы только иделаете, что смотрите. Доэтого мы какраз видели, каквстала E5, она рывком отдернула шторы, апотом, вернувшись издуша, выбирала, что надеть,– утро унас выдалось прекрасное. Мы только смотрим? Аон чего отнас ждет? Ноон только отвернулся соснисходительной улыбочкой иу окон больше непоказывался– вовсяком случае, снашей стороны.
Глава5
Позже я задавался вопросом: ане стоилоли мне лучше подружиться сДе Мейстером, ане сЛенноксом? СЛенноксом мы, конечно, ссамого начала нашего появления вархиве были обречены проводить оставшееся время вместе: мы оба отучились вгимназии, умели играть вшахматы, были интеллектуалами группы, ноиДе Мейстер был неглуп, он учился вприличной общеобразовательной школе, хоть ине окончил ее, вчем однажды мне признался. Это тоже могло способствовать возникновению определенной связи между нами, я ведь тоже непошел сдавать экзамены. Иногда, казалось, между нами проскакивало взаимопонимание, например, когда он единственный смеялся надмоим замечанием, поняв заключавшуюся внем иронию, которая ускользнула отЛеннокса. (Эх, привестибы тут пример, ноничего неприходит вголову.)
Задним числом я понимаю, что это только клучшему, что сДе Мейстером мы неподружились; кто знает, какбы он втянул меня всвою деятельность– да ладно тебе, ты ведь дружишь сословами, напиши какое надо письмо овыкупе– икто знает, хватилобы мне духу отказаться. Если даже предположить, что уменя былбы выбор. Нокак персонаж ДеМейстер посравнению сЛенноксом вомногом выигрывает: он полностью соответствует архетипу Легендарного Друга, того, кто выше тебя, накого ты равняешься икто вкритический период твоей жизни играет либо положительную, либо отрицательную роль втвоем становлении именно благодаря своему превосходству; типа, он рассекает пожизни верхом, словно господин, аты принем неболее чем оруженосец. Леннокс был более расплывчатым, какбудто никогда непребывал снами целиком иполностью, какбудто где-то унего совсем другая жизнь, где его контуры проявлялись гораздо четче, чем втой его ипостаси, которая была знакомамне.
Однажды утром, когда мы сЛенноксом работали вчетвертом корпусе, зазвонил телефон. Я поднял трубку, так какстоял ближе каппарату. Звонят повнешней линии, сказал администратор. Хорошо, ответиля, соединяйте. E5, произнес чей-то голос, через десять минут. Трубку повесили, прежде чем я успел крикнуть: это ты, ДеМейстер? По-моему, это был ДеМейстер, сообщил яЛенноксу, он сказал: E5, через десять минут. Откуда ему знать, что произойдет через десять минут?– спросил Леннокс. Он просто хочет подловить нас надоверчивости. Нок окну мы подошли.
Через несколько минут Леннокс посмотрел начасы. Давай быстрее, сказалон, работы еще дофига. Тут мы рассмеялись.
Так мы иждали, нев силах проигнорировать звонок ДеМейстера. Время отвремени мы оборачивались, какбудто влюбой момент он мог появиться унас вкоридоре; ха-ха, подколол я вас. Нонет. Смотри, сказал Леннокс.
E5 раздвинула шторы, какв первый раз, вто утро, когда все началось. Носейчас она была полностью голой. Светлые волосы налобке, отметиля. Натуральная блондинка, сказал Леннокс,– вот, оказывается, что говорится втаких случаях; свою-то реплику я оставил присебе. Всером полумраке позади нее обозначилось какое-то движение, две руки прошли унее подмышками иобхватили ее грудь. Спустя десять лет втаком виде Джанет Джексон увековечит себя наобложке «Роллинг Стоун», икогда я сейчас вспоминаю те ладони иту грудь, то вижу перед глазами ее фотографию, какеслибы E5 иэти ладони задним числом изменили свое положение так, чтобы вточности походить нафотографию, затем исключением, что грудь уЕ5 была больше, чем уДжексон. Надплечом Е5 показалась голова ДеМейстера. Он нанас несмотрел, все это время он глядел ненанас, авниз, набледное голое плечо перед собой, апотом, когда он начал трахать ее сзади, смотрел вверх, совсем поверх нас, прикрыв глаза, может быть, он их вообще закрыл; руки уже нележали унее нагруди, он крепко держал ее забедра, настолько крепко, что пальцы слегка утопали вее плоти; явспоминал уже неДжанет Джексон, аберниниевского Плутона иПрозерпину, нетогда, конечно, асейчас– тогда я еще невидел этой скульптуры, где Плутон вцепляется пальцами вляжку Прозерпины, его плоть подается, ивсе это вмраморе, это надоже было так суметь; ноискусство пришло вмою жизнь позже, когда мы сЛенноксом пошли вмузей Бойманса вРоттердаме, исемя было брошено впочву. Какя могу думать оБоймансе иоб искусстве, когда ДеМейстер трахает уокна Е5? Потому что вот он ее трахает, иэто непостижимо. Его руки соскользнули вниз исхватили ее забедра, крепко, она нашаг отошла отокна иположила руки настекло– ноэто уже сцена изфильма, непомню изкакого, или, может, сразу изнескольких фильмов? Новсеже вот она, стоит, прижав ладони кстеклу, она вытягивает нижнюю челюсть вперед, чтобы сдуть слица прядь волос, вспешке, какбудто куда-то опаздывает, имне видно, когда он входит внее, словно вэтот момент они оба принимают более четкую форму, словно куда-то исчезла вся размытость, словно вот сейчас начнется что-то, кчему нестоит относиться слишком легкомысленно ичто должно быть доведено доконца, они выглядят изголодавшимися, оба смотрят вверх, он сприкрытыми глазами, она сшироко раскрытыми, они смотрят нев одном направлении, какбудто каждый изних ожидает освобождения сразных сторон, вих движениях появляется ритм; явижу, какон мерно входит внее искользит назад, какбудто крупный план порнофильма– это я тоже сочиняю находу,– квадратик изображения, накоторый я смотрю, вдалеке, среди других квадратиков, вомногих изкоторых еще задернуты шторы, сейчас напоминает превью настраницах порносайтов, нона это изображение неполучается кликнуть, увеличить, раскрыть наполный экран, все, что я вижу,– это маленькая картинка, номне всеравно видно все. ДеМейстер трахает Е5 прямо уменя наглазах. Это нето, что проходит запару мгновений, какэто было досих пор смелькавшими перед окном девушками, это что-то, что все незаканчивается ине заканчивается.
