Глава5
Сколько дождя может выдержать пейзаж? Дворники работают вовсю, холмистый ландшафт уже потерял свою вневременность, мы проезжаем города побольше, промзоны, все насквозь промокло: мокрые трубы намокрых крышах, мокрые съезды, мокрые заезды, мокрые машины, шорохшин.
Леннокс прокашливается. Я надеюсь, ты понимаешь, что писать обэтом нельзя?
Отом, очем мы только что разговаривали?– спрашиваюя. Оподключении кчужим мыслям итак далее?
Да, обэтом иоб остальном тоже, что мы стобой делаем, онашей поездке, оБонзо, оДе Мейстере, обриллиантах. Лучше обэтом неписать.
Номожно, если я перемещу все действие вбудущее, думаюя, однако вслух эту мысль непроизношу. Лучше я его успокою. Забавно, что ты обэтом сказал, говорюя. Азнаешьли ты, что я уже два раза писал оДе Мейстере? Неспециально, я даже сам обэтом недогадывался. Каждый раз заэтим сразуже следовало наказание, какбудто сама судьба немогла этого допустить. Так что небеспокойся, втретий раз я даже начинать небуду.
Что, честно?– спрашивает Леннокс. Акак именно? Когда это было?
Да, честно. Второй раз вот совсем недавно, буквально нанеделе.
Ну-ка, рассказывай.
Позавчера моя издательша сообщила, что мой новый триллер ей непонравился. Ей он показался излишне литературным, исюжета слишком много. Ав той серии, надкоторой я работаю, этого быть недолжно.
Бессюжетный триллер, кивает Леннокс.
Акогда я перечитал рукопись, понял, что книга оДеМейстере иБонзо. Ая сам ине заметил. Какбудто слишком расслабился.
Адо этого был еще один случай?– спрашивает Леннокс.
Да, отвечаюя, когда я работал надХДПД– это такой сериал, слышал онем? «Хорошие друзья– плохие друзья». Я разрабатывал персонажей, их предысторию, где они живут, какодеваются… Вкакой-то момент я придумал мужского персонажа– богатого холостяка стаинственным прошлым, которое небыло известно никому, нов будущем все моглобы открыться…
Звучит знакомо, говорит Леннокс.
Я придумал длянего дом, весь интерьер, мебель, прошлое– ноим незашло, мне пришлось его вычеркнуть, ату сюжетную линию, где он должен был появиться, перекрутили по-новому. Лишь потом доменя доперло, что я натворил: яже просто взял ивписал всериал Бонзо. Вскоре после этого меня уволили.
Ане могло быть так, спрашивает Леннокс, что оба раза это был вынужденный шаг ствоей стороны, потому что ты уже ничего другого немог придумать– вот ивзял то, что стобой случилось насамом деле?
Да оно само так вышло, говорюя, только потом мне стало понятно, что я сделал.
Леннокс улыбается: это твоя единственная история, ты обречен возвращаться кней снова иснова. Какия.
Иты тоже?
Да, я тоже. Иначе почему мы стобой оказались тут вместе? Мы стобой оба опять занимаемся этой историей. Так уж устроено: то, что случается втвоей жизни додвадцати пяти лет, оказывает натебя самое большое влияние. Мы, мужчины бездетей,– помнишь?– мы досих пор средоточие своей собственной жизни, мы непозаботились отом, чтобы начались новые истории. Скаждым ребенком начинается новая история, ив них уже немы главные ине наши давнишние приключения, вэтих историях мы становимся второстепенными персонажами. Ноунас этот механизм незапустился.
Заокном проносятся промзоны имногоэтажки. Мы подъезжаем кочередному более-менее крупному городу. Все машины зажгли фары, поблескивающее отражение стекает полобовому стеклу. Дворники гоняются друг задругом.
Может, наш ребенок– это Бонзо, говорюя, ноЛеннокс нереагирует. Н-да, произноситон, сконцентрировавшись намашинах, которые перестраиваются то внаш ряд, то изнего, ина оранжевых объявлениях, вспыхивающих начерных мониторах наддорогой. Н-да, аты думал, что это совпадение?
Что совпадение? Что унас нет детей?
Нет, открути еще чуток назад.
Непонимаю.
Что стобой произошло, стем сериалом, асейчас вот опять, сиздательством. Все, что связано сДе Мейстером, должно было храниться всекрете, ты ведь знал обэтом? Поэтому мы очень тщательно завсем следили. Кактолько где-то что-то грозило пойти наперекосяк, мы вмешивались.
Подожди-ка, говорюя. Тыже нехочешь сказать, что это вы… Ты хочешь сказать, что… Оба раза? Ив ХДПД, ив издательстве?
Да.
Нокак?
Засчет того, что мы держали все подконтролем.
Держали подконтролем меня.
Да, втом числе итебя.
Подожди, подожди, говорюя, мне сейчас надо вовсем разобраться. Тоесть вы все эти годы следили затем, что я делаю? Акак именно, навас работал кто-то изтелестудии? Ив издательстве увас тоже свой человек? Вы отслеживаете все, что я делаю ио чем пишу? Все эти годы?
Ну, приблизительнотак.
Приблизительно. Господи боже мой. Сколькоже времени иденег наэто потрачено? Это ведь нереально. Ты уверен, что непридумал все это прямо сейчас?
Ты спрашивал, работаюли я досих пор наКонтору, говорит Леннокс. Ответ, типа, да. Испугался?
Я неотвечаю, я думаю: если непринимать вовнимание саму идею, совершенно абсурдную, все логично, ябы исам мог догадаться. Когда работаешь надсекретным проектом, нужно учитывать последствия. Ноочень трудно свыкнуться смыслью, что целых сорок лет все было нетаким, каким выглядело, или, вовсяком случае, что меня все это время кто-то контролировал, что, судя повсему, вмоем окружении всегда был кто-то, кого туда заслали, чтобы следить завсем, что я делаю. Они уже тогда залезли комне вголову, ибез всей этой современной техники. Кто это был? Я пытаюсь вспомнить коллег изХДПД. Ав издательстве кто? Может, все эти девушки-стажеры, которые мне встречались напротяжении многих лет, были подосланы Ленноксом? Я вдруг вспомнил, какменя занесло вто общежитие напротив запасников, годы спустя, я там был содной изстажерок изХДПД, я пошел кней после какого-то протокольного мероприятия, она жила какраз вэтом общежитии, где-то посередине, может быть, даже наЕ5.
Однажды я был втом общежитии содной девушкой-стажером изХДПД, она там жила. Она тоже навас работала, это вы заставили ее это сделать? Она жила наЕ5, это такая ирония?
Я насамом деле, отвечает Леннокс, лавируя среди транспорта, непонимаю, очем ты говоришь.
Я говорю охолодном сером дне, ближе квечеру, ноЛенноксу обэтом нерассказываю. Втот день я стоял заней, имы смотрели изокна наздание запасников задетской площадкой, небо было светло-фиолетовым, счерными мокрыми обрывками туч. Узкие, вертикальные окна корпуса архива действительно казались освещенными бойницами; даже еслибы студентки ивысматривали нас, онибы нас неувидели илипочти ничегобы неразглядели; яположил руки ей набедра, ноона была слишком худенькая, только тогда я понял, какой крупной должна была быть Е5. Девушка была ниже ростом, неблондинка, абрюнетка, новолосы тоже короткие, наспине унее, когда она разделась, стали видны веснушки. Пронзительное желание перед началом близости, оно почти что лучше, чем сам оргазм, аможет, действительно лучше. Чужое дыхание, которое практически сразу становится привычным ина удивление теплым– освоем дыхании мы этого незнаем. Мир сжался; унее были мелкие зубы, узкие руки, которыми она хотела загнать меня еще глубже всебя, еще дальше, мы были двумя маленькими фанатичными грызунами смелкими зубами ималенькими руками, двумя потеющими грызунами, она сзакрытыми глазами; чужая кровать тоже становится привычной итеплой, каки дыхание. Обоже, это воспоминание гораздо сильнее, чем все, что рассказал мне Леннокс, словно одно сдругим совсем несвязано, словно это насамом деле произошло, авсе остальное нет. Может, я познакомился сней раньше, намного лет раньше, вкафе наВан-Ваустрат, может, она уже была стажером, ая еще только учился, может, все было еще раньше имы вместе учились наистории искусства. Совсем остальным это несвязано никак. Мы больше никогда невстречались, бестолково все как-то… Отсюда иэта захлестывающая меланхолия, неразлучно связанная стакими воспоминаниями– обовсем, что моглобы быть, словно все эти воспоминания– это вконце концов несбывшиеся обещания, тизеры, трейлеры так ине снятых или, вовсяком случае, невышедших втвоей реальности фильмов. Твой мир аккуратно перемещался между всеми возможными параллельными реальностями, оттизера ктизеру, отпревью кпревью, оттрейлера ктрейлеру; скоро внашем кинотеатре, всегда скоро, никогда несейчас. Ивсе, очем рассказывал Леннокс, все, чем мы сейчас заняты,– это тоже мир параллельный, он никак несвязан состальными мирами.
