Коленбрандер смотрит наменя доброжелательно. Важно нетолько само сравнение, нои тайминг, нельзя всучить его человеку напервойже сессии.
Это вродебы меняет дело, новообще-то сейчас он похваляется своим профессионализмом. Иосознав это, быстро спрашивает: ты иправда каждую неделю ездил кматери напротяжении двадцатилет?
Она этого заслуживала?– спрашивает друг исмотрит наменя, подняв брови.
Мы уже вышли изтой комнаты свидом насад игостиницу, поболее узким лестницам мы сейчас поднимаемся вверх, стоим натемном чердаке; вскошенной крыше есть окно изстарого стекла, накотором остались капли дождя. Где-то далеко втемноте другие капли падают надощатыйпол.
Это вошло впривычку, говорюя, скорее другу, чем Коленбрандеру. Онаже одинокая, онаже человек.
Это звучит слишком пафосно, ноэто еще незначит, что это неправда.
Аиллюзий насчет нее уменя никаких небыло, говорюя. Мне нераз приходило вголову, что на«Титанике» онабы сиганула вшлюпку, расталкивая собственных детей.
Настолько нелюбила своих детей?– спрашивает друг.
Смерти боялась, говорит Коленбрандер.
Я сразу понимаю, что он прав, хотя сам я никогда нерассматривал прыжок своей матери вшлюпку сэтой стороны. Все-таки он реально крут: придуманному мной образу он может дать новую, более точную интерпретацию, какбудто этот образ существует где-то помимо моей головы, иможно обойти его вокруг, иобсудить, что все это значит исовпадаетли это толкование савторской задумкой, аможет, ее еще ипревосходит.
Вниз мы спускаемся молча. Время отвремени друг Коленбрандера что-то помечает всвоем планшете. Я задаюсь вопросом: собираютсяли они здесь жить, или, наоборот, съезжают отсюда изаписывают, что вкаком состоянии, чтобы вслучае необходимости отбиваться отпретензий будущего съемщика иливладельца; или, может, его друг– агент понедвижимости, иэтот дом он собирается продавать?
Погоди, говорит Коленбрандер налестнице вхолл. Мы останавливаемся: янаодной ступеньке сего другом, он надве ступеньки ниже. Акак все было дальше? Утебя было несколько коротких романов, одна девушка была изАнглии, это тебя тогда сильно подкосило, если я неошибаюсь.
А, да, подхватывает друг, какбудто вдруг что-то вспомнил. Утебя потом еще были отношения?
Несколькораз.
Долгие?– спрашивает Коленбрандер.
Недольше двух споловиной лет, отвечаюя. Останься ты вживых, думаюя, былбы повод прийти ктебе наприем.
Недольше двух споловиной лет, повторяет Коленбрандер. Он достает иззаднего кармана тонкое потрепанное портмоне, вытаскивает оттуда купюру иотдает своему другу, который стоит напару ступенек выше. Неглядя накупюру, друг сулыбкой пихает ее вкарман штанов. Потом Коленбрандер двумя пальцами подталкивает меня вплечо вниз, квыходу, открывает мне дверь изакрывает ее замной. Тротуар блестит, я непрошел идвух шагов, какопять начинается дождь. Я снимаю пиджак и, держа его усебя надголовой, быстрым шагом возвращаюсь вгостиницу. Два раза повернуть налево, там должна быть дверь. Ботинки хлюпают полужам, появляющимся прямо наглазах, какеслибы вода нетолько падала сверху, ноеще поднималась снизу, между плиток. Поворота долго невидно, я держу пиджак навытянутых руках, словно мокрый тяжелый флаг, какфутбольный фанат, отставший поддождем отсвоего клана. Вмоей голове раздаются детские голоса, песенка, которую пели дети безбожных районов Рейссена, где жили люди, которые хотели, чтобы повоскресеньям бассейн тоже работал; явижу: серым днем безэха– звуки съедает туман– они идут понашей улице, слова звучат какбыстросохнущая краска. Дождик, дождик, промокла черепица. Мелодия была таже, нопели они неэто. Пели они так: дети, дети, увашей мамки писька. Один мальчик вшортах подбежал комне исерьезно добавил: между ног. Какбудто это был такой обучающий проект ион взял насебя задачу бегать отзрителя кзрителю иобъяснять: междуног.
Глава9
Леннокс нехочет вмузей. Леннокс вообще ничего нехочет, он себя плохо чувствует, зазавтраком он сидит серый какпепел. Может, съел что-то нето, предполагаетон.
По-моему, мы вчера стобой одно итоже ели, ноу меня ничего неболит, говорюя.
Рад затебя, произносит Леннокс. Внем какбудто что-то погасло; хотя нет, то, что погасло, было невнем, это было между нами, какбудто после того, что он мне вчера рассказал, что-то между нами сдулось.
Тебе что, парикмахерская приснилась, спрашиваюя, он смотрит наменя удивленно, тяжелым взглядом, словно я надним издеваюсь. Давай ты сегодня один куда-нибудь сходишь, говоритон, ая полежу. Он встает иудаляется, я только успеваю спросить уего спины, могули я ему чем-нибудь помочь, ноон делает жест, будто небрежно бросает через плечо салфетку, ия воспринимаю это какответ, что ему ничего отменя ненужно.
Я остаюсь завтракать, еда скудная, ноесть кофе, апотом возвращаюсь всвой номер. Дверца шкафа открыта, вещи, которые я вчера отдал роботу, аон запихнул их всвою мерзкую дверцу, каку стиральной машины, аккуратно сложены вшкафу, итамже висит еще какой-то голубой костюм. Он немой, нояне могу противостоять искушению– он сидит намне каквлитой.
Это немой костюм, говорю я роботу-регистратору, проходя мимо стойки. Я раскрываю полы плаща, чтобы он увидел, очемя.
Хорошо, господин, отвечает робот. Ипочесывает себя поживоту там, где унего раньше была дверца. Илине унего, ау его коллеги– почему мне все время кажется, что это один итотже робот? Тоска попривязанности. Ноэто всплывает только потому, что вчера я разговаривал сКоленбрандером. Ачей это, кстати, плащ? Он висел вшкафу рядом скостюмом, ноя почти уверен, что небрал издома такого плаща, уменя иплаща-то нет, если подумать.
Приятно вам провести день, говорит робот, прежде чем я успеваю сказать проплащ. Зачем вообще начинать разговор ободежде смашиной? Это одежда, ноне моя одежда. Я тоже желаю ему приятно провести время ивыхожу изгостиницы. Наулице прохладно исвежо, небо голубое, всего несколько облачков, прекрасный день, зона осадков, видимо, уже сместилась– илимы находимся водном изпросветов. Какбы то нибыло, сейчас сухо, я иду потротуару посбегающим вниз улочкам, все боковые улицы тоже сбегают вниз, вдали там исям сквозь дымку проглядывают кварталы города, который простирается догоризонта, аза горизонтом, наверное, еще раз доследующего горизонта. Вниз поканавкам стекает чистейшая вода ис клокотанием устремляется вканализационные люки, словно этот гигантский мегаполис построен намягких склонах огромного вулкана, который вместо раскаленной лавы посылает вниз потоки ключевой воды.
Когда я стою наперекрестке, чувствую, что кто-то скребет мою лодыжку– это самоходный рюкзак, он одним своим крюком врезался вмою ногу. Он сразуже вызывает умиление, какбудто хочет, чтобы я взял его наручки, илихочет сообщить мне что-то важное: помогите, сомной плохо обращаются, возьмите меня ксебе. Чуть поодаль хихикают девчонки вшкольной форме, одна изних что-то выкрикивает– ирюкзак разворачивается имедленным, черепашьим шагом начинает ползти ксвоей хозяйке, значит, они действительно умеют сами строить маршрут ираспознавать голос. Девочка поднимает рюкзак сземли ивешает себе заспину, он сразуже чувствует себя вбезопасности икак будто прижимается кней. Компания идет дальше, вшколу. Кактак: опять одни девчонки, мальчиков что, вообще больше необучают илиих теперь развозят пошколам подземными ходами?
