Апо дороге домой я думал одыре вовремени, продлившейся четверть секунды, когда я неудивился желтому трамваю, потому что прошлое намгновение переписало настоящее. Может, приследующей оказии (если она будет: ячувствую, что очень хочу спать) эта дыра выйдет такой большой, что внее можно будет провалиться, что можно будет ухватиться заее края пальцами, ислева исправа, ирастянуть их встороны, ишагнуть внутрь– ичто тогда? Сможетли тогда мое настоящее «я» соединиться смоим прежним «я», будетли мир опять принадлежатьмне?
Нодаже если шагнуть назад вовремени, стого момента время опять потечет вперед. Важно вкаждом старом трамвае сразуже узнать старый трамвай– вот урок, который я вынес изсегодняшнего дня, вразумлял я самого себя, плюхнувшись поприходу домой вкресло-трансформер итеребя кнопки панели управления. БЗЗТ. БЗЗЗЗТ. БЗТ. БЗЗЗТ.
Глава4
БЗЗЗТ. БЗЗТ. БЗЗЗЗЗЗТ. БЗЗЗТ. Мы уже какое-то время неотрывно следим задверью, ивот она отъезжает всторону, ипоявляется Йохан. Небольшая заминка, когда его инвалидное кресло проезжает попазу раздвижной двери, нопотом все идет какпо маслу, широкие проходы, заполненные стеллажи, все попорядку, классифицировано, упаковано ипронумеровано. Пока ничто невыдает того, что мы находимся вбеспокойной инеуверенной голове, этому впечатлению, несомненно, способствует итолько что введенное лекарство, номы-то знаем, каквсе обстоит насамом деле. Мы знаем такие головы, мы узнаёмих, когда куда-то везем, мы узнаёмих, когда они унас регистрируются, достаточно самой малости, чтобы усилить их тревожность илизаслужить их дружбу. Нопока ничего такого, все аккуратно расставлено наполках, все проходы одинаково прямые иширокие. Йохан смотрит наних одобрительно, незряже он все-таки начинал архивариусом. Он проделал огромный путь, ноистоки дают осебе знать, незряже он выбрал именно такой интерфейс.
Он останавливается унебольшой клавиатуры встене, что-то набирает исмотрит наинформацию, появившуюся наэкране унего вруках. Он слегка запыхался, словно это действие стоило ему приличных усилий, и, учитывая его объемы, это неудивительно. Почемуже мы раньше незамечали, какон тяжело дышит? Сейчас рядом сним никого нет, наверное, вэтом дело. Он может позволить себе немного свободы. Илиэто отнервов? Кто знает? Судя поего размерам, он уже давно нив чем себя неограничивает. Наверное, наносит себе каждый день присыпку наскладки, чтобы избежать опрелостей. Нокакбы нибыли интересны габариты испецифические проблемы этого человека, мы фокусируемся нена этом.
Тем временем он покатился дальше, полный мужчина, да просто-напросто жирдяй винвалидной коляске. Его единственная нога тощая исморщенная, каксухой черенок перезрелого плода. Он медленно едет попроходам, кпотолку прикручены непритязательные лайтбоксы. Он оглядывается вокруг, ноне так, будто что-то ищет, атак, будто хочет рассмотреть, что здесь есть икак это выглядит. Звучит тихая музыка, струнный оркестр играет хиты восьмидесятых. Вообще-то, делать выводы потому единственному шлягеру, который нам слышен, мы неможем, нологично предположить, что репертуар так ибудет представлен музыкальными хитами тогоже типа изтогоже временного периода, ане отрывками изСтравинского, Синатры илиЛигети. Ачтоже Йохан? Он едет поузкому коридору ипроводит пальцами правой руки покорешкам архивных папок. Приэтом он неуверенно улыбается, какбудто несталбы биться обзаклад, что все, кчему он прикасается, материально ине моглобы взять иисчезнуть. Он смотрит насвой экран исворачивает вдругой коридор– азатем останавливается иприслушивается. Если он слышит тоже, что имы, значит, он слышит шаги. Он разворачивается– кресло уже остановилось, аскладки жира еще колышутся.
Вконце коридора появляется фигура, это тот, кого они называют Бонзо, тогда имы тоже будем его так называть. Унего вруках завязанная нашнурки папка.
Я же просил тебя подождать, сердится Йохан. Мы договаривались, что я пущу тебя, когда сам тут немного освоюсь.
Тебе отменя нужно больше, чем мне оттебя, возражает Бонзо, так что мне более-менее пофиг нато, что ты мне говоришь. Мы реально унего вголове? Безшуток?
Йохан поднимает вверх руку ипоказывает: что это утебя вруке?
Вот это? А, ну это папка, которую я вытащил изкакого-то шкафа. Старые письма, кажется. Бонзо развязывает тесемки идостает изпапки какую-то бумажку. Дорогая бабушка, благодарю тебя зате пять гульденов, которые ты мне прислала надень рождения. Было весело, имне подарили много подарков. Пазл, аеще такую штучку, куда надо наливать воду, итогда вней будет все кружиться, я незнаю, какэто называется– наэтом все заканчивается. Я тоже незнаю, какэта штука называется. Тыбы какее назвал? Он заталкивает письмо назад впапку ипристраивает ее куда-то поверх прочих наближайшей полке. Фигня сводой?
Верни откуда взял, повышает голос Йохан. Чувак, унас тут операция ювелирной точности.
Ладно, ладно, отмахивается Бонзо. Он достает сполки другую папку, пролистывает ее, говорит: лабуда какая-то– исует вкакое-то случайное место.
Потом поставишь все какбыло, повторяет Йохан. Асейчас пойдем, я знаю, куда нам нужно. Сверяясь время отвремени сосвоим экраном, он сворачивает изодного коридора вдругой. Освещение начинает мигать. Ну вот, начинается, говорит Йохан. Ему просто нужно что-нибудь съесть, беспечно заявляет Бонзо. Кусочек сахара, типа того.
Коридоры становятся уже, Йохан неуверенно осматривается, будто такого неожидал. Иточно, мы заглядываем ему вголову ирегистрируем недоумение: поидее, все коридоры должны быть одной ширины.
Бонзо открывает какую-то дверь изаходит внутрь. Тут темно!– кричитон. Заэтим следует грохот, что-то опрокидывается, Бонзо выходит иотряхивает пыль сосвоей вязаной кофты. Одно только детство ирелигия, кривитсяон, непойдем туда.
Блин, чувак, так нельзя, хватит уже, уговаривает Йохан. Потом вернешься, поставишь все какбыло. Все, мы наместе, если неошибаюсь, мы ищем то, что наэтих шести полках.
Эти коробки ипапки?– спрашивает Бонзо. Вних мое детство?
То детство, которое он тебе придумал.
Йохан что-то набирает– ичерез пару секунд из-за угла появляется поезд изшести вагонеток. Он доезжает доЙохана иостанавливается. Йохан начинает сгружать папки икоробки вближайшую вагонетку. Аты берись заверхние полки, просит онБонзо, мне недостать.
Ладно, кивает Бонзо. Ноподожди, если это то детство, которое он дляменя придумал, амы его сейчас уберем, то мое придуманное детство… Тоесть…
Я тебе уже все объяснял, хватит валять дурака. Утебяже своя голова, тыже другой человек, неон. Правильно?
Да уж, это былбы номер, бормочет Бонзо себе поднос. Он берет коробки сверхней полки ишвыряет их водин извагончиков.
Поосторожнее, блин!– кричит Йохан. Ты что, вообще невидишь… Невидишь красоту этой операции?
Красоту? Вот он обэтом, наверное, так нескажет, когда всебя придет.
Когда он придет всебя, то небудет знать, что что-то нетак, если все пройдет успешно.
Красоту, хмыкает Бонзо. Он-то вней, конечно, разбирается. Сего-то двумя курсами истории искусства.
