Тем временем вагончики наполнились исами уезжают. Йохан смотрит им вслед.
Ничего нескажешь, придумал ты здорово, примирительно говорит Бонзо. Сейчас это все уничтожится?
Поезд едет кавтоматизированному шредеру, отвечает Йохан. Внего все ипойдет.
Да понимаюя, что все туда пойдет, говорит Бонзо, уж врядли поезд проедет мимо ивернется сюда. Анам что теперь делать? Мы закончили?
Мы поставим назад все то, что ты уронил иповытаскивал сполок.
Да ну, скукота! Давай лучше посмотрим, что заэтой дверью. Бонзо открывает дверь, заней ветер, вкоридор заносит ворох сухих листьев. Улица какая-то, говоритон, он там жил, наверное.
Йохан хмурит брови. Двери эти, странно, произноситон, поидее, должны быть только архивные документы настеллажах. Он оглядывается, проход изменился, стал еще уже, извилистее, потолок стал выше, наподобие свода, почти неразличимый всумеречном свете. Он неожидал, что все будет настолько изменчивым, таким готическим; кажется, думаетон, будто мы вподвалах монастыря, ноэтого, конечно, неможет быть.
Неподдается, да?– спрашивает Бонзо. Человеческий разум– это тебе нехухры-мухры. Посмотри-ка сюда. Он открывает железную заслонку, находящуюся встене вполуметре отпола. Изнее вырывается пламя. Ух, горячо!– кричит он иотпускает дверцу. Она открывается нараспашку, иБонзо заглядывает внутрь. Вот это да, говоритон, мусоросжигательная печь, надо было сюда все нахрен поскидывать, вместо того чтобы заморачиваться свагончиками ишредером. Ой! Он отскакивает назад иобеими руками хватается занос. Ногой захлопывает заслонку. Отнимает руки отлица ипоказывает Йохану три кровящие точки, идущие вряд. Неповеришь, говоритон, номеня только что чертик стрезубцем…
Пошли назад, говорит Йохан. Куда ты положил ту папку списьмами игде тадверь, вкоторую ты вломился ивсе посшибал?
Заметно, что он все больше нервничает, унего начинает блестеть кожа, должно быть, это из-за того, что он потеет; помимо серьезного напряжения, улюдей это происходит отстраха.
Подожди пока, говорит Бонзо, нетак быстро, тут еще какая-то дверь… Секунду.
Чтотам?
Там лежит подготовленная дляпоследнего прощания старая женщина.
Блин, чувак!
Все, все, уже закрываю. Покойтесь смиром, госпожа.
Ты что, крестишься?
Да, крещусь. Мать его, наверное.
А, да, онаже все-таки тебе мать.
Ты очем?
Утебя надне рождения, помнишь? Ты тогда поссорился сматерью, апотом еще меня чуть несбил своей трехколесной мотоколяской.
А, «Мессершмиттом». Уменя их теперь двадцать четыре, знаешь? Ну конечно, знаешь, ты все обомне знаешь, кроме того, кудая… Эй, смотри, что здесь.
Нам пора навести порядок, нервно оглядывается Йохан, апотом уходить. Оставь ты впокое эти двери, я вообще непонимаю, откуда они, кроме шкафов, тут ничего недолжно было быть.
Нет, наэто ты точно захочешь посмотреть. Поверьмне.
Йохан заезжает вполностью затемненное квадратное вплане помещение. Поцентру науровне пояса стоит стеклянный куб. Вэтом кубе находится усыпанный бриллиантами череп. Он смеется, открыв рот итараща слепые глазницы, исверкает всвете направленных нанего софитов.
Я всегда хотел, чтобы он крутился вокруг своей оси, говорит Бонзо.
Это ведь тот англичанин сделал, да?– спрашивает Йохан.
Дэмиен Хёрст, уточняет Бонзо. Это-то понятно, я очень хорошо знаю, что это, новопрос вследующем: что эта штука делает здесь?
Понятия неимею, отвечает Йохан. Давай пойдем уже, мы неэто ищем.
Это ты так думаешь, говорит Бонзо, проводя пальцем поребрам куба. Наего лицо падают крапинки света, отражающегося отбриллиантов. Это именно то, что ты ищешь. Иронично, а, впрочем, может, инет. Ты всегда думал, что бриллианты уменя, ты сотворил дляменя жизнь, ты меня сопровождал, ты всегда замной следил, атеперь вот придумал ипостроил все это. Кстати, вообще непредставляю, откуда утебя такое финансирование, все эти годы исследований иэкспериментов, вовсяком случае, я именно так себе это представляю, илитебе платят наследники Батавира, никак им неуспокоиться, чтоли, пока бриллианты небудут найдены? Он улыбается ипохлопывает покубу. Вот твой выкуп. Я отдал камни Дэмиену Хёрсту, мы сним были хорошо знакомы. Так я отних избавился. Можешь считать это угрызениями совести. Ая итогда уже довольно неплохо зарабатывал напроизведениях искусства, что тоже важно.
Херня полная, огрызается Йохан. Камни тогда Хёрст сам купил наалмазном рынке, вся торговля бриллиантами отэтого пострадала, я прекрасно помню, вовсех газетах обэтом писали.
Дезинформация, говорит Бонзо. Фейковые новости. Какназвать эту штуку?– спросил уменя Хёрст. Ах, forthe love ofGod, воимя всего святого, придумай сам что-нибудь, сказаля. Итак он ее иназвал. Можешь погуглить. Апока хорошенько рассмотриего.
Бонзо опять постукивает покубу. Он смеется, инесколько отблесков попадает ему назубы. Одному богу известно, какон здесь очутился, ноэто какраз то, что ты искал много лет. Жаль, что ненастоящий, да? Снимем шапочки– ион исчезнет.
Красивая история, усмехается Йохан. Я могбы заставить тебя поклясться могилой твоей матери, нопощажу тебя, итак видно, что ты все это придумал наместе. Бриллианты где-то утебя, ия выясню, где они. Можешь сколько угодно пускать мне пыль вглаза, ноты забываешь одну вещь.
Икакуюже?
Что натебе такаяже шапочка.
Йохан проводит пальцами посвоему экрану иоткатывается напару метров вперед, кбольшой стальной двери, которая постепенно уезжает всторону. Задверью находится помещение сбелыми стенами, накоторых висит несколько огромных картин. Он оборачивается кБонзо икричит: сейчас я зайду внутрь тебя!
БЗЗЗТ. БЗЗТ. БЗЗЗЗЗЗТ. БЗЗЗТ. Небольшая заминка, когда кресло проезжает паз раздвижной двери, азатем Йохан набольшой скорости влетает вбелое помещение. Искрывается извиду.
Бонзо стоит неподвижно, мы видим, что он думает. Мы тоже думаем– отом, каквсе дальше сложится сБонзо иЙоханом. Мы моглибы заодно вспомнить, какотношения складывались между ними раньше илимежду Бонзо иего матерью,– возможности безграничны– мы можем также вернуться обратно кЛенноксу, нопока небудем: запустив себе вголову пальцы, каккогти, отчаянно, нобезуспешно пытаясь содрать ссебя шапочку, Бонзо несется вперед, кмедленно закрывающейся двери, своплями, выражающими страх исмятение. Он явно пытается успеть прошмыгнуть всвою собственную голову, пока дверь незакрылась.
Когда дверь сощелчком закрывается, мы слышим только струнный оркестр, исполняющий хиты восьмидесятых,– теперь мы уже суверенностью можем сказать, что так они ииграют, один хит задругим.
Эй, наверное, тебе стоит посмотреть. Он очухался.
Ичто?
Ну подойди. Он снемного дебильной улыбкой свешивается сосвоего кресла.
