–Пустил в ход,– так же без запинки ответил Уолсингем,– как мастер пускает в ход добрый инструмент.
–И работа была что надо.– Марло свел ладони и отвернулся.– Все эти смерти в маленькой комнате
[40]. – Он снова посмотрел на Уолсингема.– Где вы нашли этого мерзавца?
–Поули?
[41]
–Даже у бесов есть имена.
–Он сидел в тюрьме за насилие.
–О. Так, значит, он не дилетант. Не самородок.
–По возвращении вы таким не были. Что возбудило в вас такие чувства?
–Время,– ответил Марло.– И богохульные мысли. Господь велел нам не убивать, а во Франции мы убивали.
–Избавьте меня от школярской логики…
–Bene disserere est finis logices
[42], – сказал Марло. Хорошо рассуждать – цель логики.
–…эти люди были предателями родины, убийцами и замышляли цареубийство.
–И заслужили смерть, ибо жили дурно.
–Именно так,– будничным тоном ответил Уолсингем.
Наступило долгое молчание. Потом Марло сказал:
–Я ухожу из университета.
–Куда?
–Моя пьеса почти закончена. Я собираюсь поехать в Лондон, поставить ее там.
–Это «Царица Карфагена»?
–Она мне не нравится, я ее отложил. Я написал пьесу о Тамерлане.
Сэр Фрэнсис кивнул.
–Эпическую, надеюсь.
–Скажу, милорд, размах ее велик.
Уолсингем хохотнул над импровизированной стихотворной строчкой.
–Добиться внимания труппы и постановки проще со связями. Выпускнику университета легче заводить связи. До конца семестра не так уж много времени.
–Вы сами сказали, что меня намерены исключить.
Сэр Фрэнсис улыбнулся, и это была улыбка человека, знающего свою силу.
–Магистры добры, они сделают снисхождение верному слуге королевы. Я объясню им, что в Европу вас отправило правительство.
–Но не скажете зачем.
–Разумеется.
–А если я не приму вашу помощь?
Уолсингем пожал плечами.
–Ваша жизнь принадлежит вам.
–Да,– сказал Марло.– Полагаю, да.
Он вышел в темный коридор, думая о Реймсе, о католических заговорщиках, которые приняли его как своего, а он ловко привел их к гибели.
Если бы они хотели земель, золота и должностей, они были бы обычными людьми, алчными и понятными. Однако, хотя в кружке говорили о лаврах героев, все они знали, что ничего подобного их не ждет. План составляли и совершенствовали на глазах у Марло. Все было задумано очень прямо и просто. Через мгновение, как только толпа опомнилась, убийц разорвали бы в клочья. Монархов убивали по бессчетному числу причин, однако среди членов реймсского кружка существовала некая странная незримая алхимия, превращавшая убийство в святость, безнравственный поступок – в нравственный, а потому необходимый…
В себе он такого безумия не обретал.
Хансард вместе с остальными пассажирами вышел из телескопического трапа в стеклянный коридор третьего терминала Хитроу. Он забросил сумку на плечо и слаломом двинулся между туристами, которые сперва пытались осознать, что они больше не в Америке, а затем расшифровать минималистические аэропортовские значки, затерянные среди плакатов с призывом всем, кому недостает металлообрабатывающего завода, строить его в Милтон-Кинзе. Предрассветное небо за стеклянными стенами было обнадеживающе голубым. Пять тридцать – богомерзкий час повсюду на земле, но в Хитроу у него есть одно заметное преимущество.
Слава утреннему патрулю, думал Хансард, приближаясь к таможне: лабиринт веревочных коридоров был почти пуст. Хансарду не раз случалось простоять в таком два часа и больше, однако сейчас очереди к паспортному контролю дожидались лишь несколько человек впереди.
И пара позади…
–Куда они наши чемоданы дели?– спросила женщина.
–Понятия не имею,– ответил мужчина.
Хансард глянул вперед. Меньше чем в двадцати ярдах прямо перед ним, сразу за стойками паспортного контроля, массивные табло показывали расположение багажных лент.
–Только глянь на эту очередь,– сказала женщина.– Можно подумать, нас вообще не хотят впускать.
–Ага,– ответил мужчина.– Развопились, что мы их разорим.
–Пустят нас наконец?– пронзительно вопросила женщина.
Двое полицейских обернулись на голос. Как во всех аэропортах, они были с автоматами.
–Глянь на автоматы,– театральным шепотом проговорила жена.– Они нас террористами считают? Думают, мы что-нибудь пронесем?
–Оружие должно быть у всех,– объявил муж.– Если я буду с оружием, ни одна сволочь самолет не угонит.
Милостью Божьей очередь впереди рассосалась. Хансард взял сумку и прошел к стойке.
–По делу или отдыхать, сэр?– спросила таможенница.
–Отдыхать,– ответил Хансард.
Она проштамповала его паспорт, и Хансард прошел дальше. Он сказал «отдыхать» с легким намеком на британский акцент. По привычке, из неосознанного рефлекса, а вовсе не нарочно. По крайней мере, ему хотелось так думать.
Табло извещало, что багаж со всех рейсов задерживается. Хансард забросил сумку на плечо и легкой походкой зашагал к метро.
Акт второй. Метод исключения
Часть третья. Ратные шатры
От песен плясовых и острословья,
От выходок фигляров балаганных
Мы уведем вас в ратные шатры
[43].
–«Тамерлан», часть I, пролог
В боевом информационном центре крейсера ВМС США «Райт» сидели за столами четверо мужчин и три женщины, перед каждым был компьютерный монитор в сером металлическом корпусе и два ряда подсвеченных тумблеров. Над консолями располагались светопроницаемые экраны, куда проецировались электронные карты, текущие отчеты, а при необходимости даже кадры прямой трансляции с моря. Еще выше висели дисплеи управления самолетами, спутниками и ядерными ракетами. Тускло-багровая фоновая подсветка потолка создавала надо всем адский ореол.
