– Мне нужно отбыть днем, не позже полудня. Я вернусь через два дня. Самое большое – три.
Он протянул руку – ладонь у него была широкая, мозолистая, вся перепачканная в угле, – чтобы помочь мне подняться.
– Но что, если вы заболеете? – Я часто слышала от папы истории, как врачи подхватывали ту же хворь, что и солдаты, которых они лечили.
– Со мной такого не случается. – Андрес пожал плечами, и в этом беспечном жесте была уверенность юноши, который знает, что непобедим. – Я поставлю защиту на некоторые ваши комнаты. Но прежде всего нам нужно обсудить… возможные меры.
Я приняла руку Андреса, и он помог мне встать. От того, что я поднялась так резко, перед глазами заплясали звезды, и я крепче сжала его руку, чтобы устоять на ногах.
Но тут же отпустила ее и прочистила горло.
– Можем пообедать вместе, если вы не возражаете.
Андрес с серьезным видом кивнул.
– До встречи.
* * *
Принятая ванна и прогулка под солнцем расслабили мои скованные конечности и смыли те запутанные чувства, что я испытывала по отношению к отъезду Андреса. Утро я провела в полудреме на задней террасе, то проваливаясь, то выныривая из туманного королевства снов. Один раз мрак пронзила вспышка красных глаз, но тут раздался низкий мужской голос, зачитывающий молитвы, и я, успокоившись, снова задремала.
Когда я проснулась, дом позади меня был неподвижен. Неподвижен был и сад. Даже травы прекратили перешептываться.
Дом как будто чувствовал присутствие Андреса. Взвешивал его, пробовал на вкус. Решал, как поступить с эхом колдовства, расплывающегося из зеленой гостиной в его липкие проходы, дымом просачивающегося сквозь многочисленные трещины.
Из дома я отправилась на общую кухню в поселении, где, как мне было известно, Ана Луиза готовила обед слугам и тлачикеро.
Мое внимание привлекли голоса: около капеллы собралась группа жителей, одетых в ослепительно-белые, накрахмаленные рубахи и ярко-цветастые юбки.
В центре стоял падре Андрес, сбоку от него молодая женщина с праздничными лентами, вплетенными в косы, качала на коленях малышку. Ребенка совсем не впечатлял дух праздника; ее волосы, блестящие от воды, сверкали на солнце, как грива новорожденного жеребенка. Она с подозрением глядела на Андреса.
Крещение.
Невзирая на чудовищную ночь, невзирая на все еще болевшую после сна на плитке спину, радость молодой матери оказалась для меня заразительной даже на расстоянии. Губы растянулись в улыбке, пока я шагала на кухню.
Радостное приветствие вызвало у Аны Луизы подозрение. По затылку будто скользнуло ее недоверие.
– Я пообедаю у капеллы, – объявила я. – Падре Андрес будет со мной. Если у вас есть что-то, чем можно заменить поднос, я отнесу еду, а после верну тарелки, чтобы не причинять вам неудобств.
Я постаралась, чтобы это звучало так, будто я не хочу нарушать привычный ей порядок работы. По правде говоря, я не хотела, чтобы Ана Луиза была поблизости, пока мы с Андресом обсуждаем дом.
Она долгое время молчала. Я помогла ей поставить на поднос две накрытые миски с посоле, ложки и завернутые в салфетку теплые тортильяс.
По наваристому бульону скользили кусочки свиного сала, плавали целые зубчики чеснока и толстые белые зерна кукурузы – Ана Луиза размешивала суп деревянной ложкой.
– Донья Хуана этого не одобрит. – Резкость в ее голосе застала меня врасплох.
– Не одобрит чего? – спросила я.
Речь уж точно не шла об аппетитном посоле.
Испытывая острую нехватку отдыха, я не сразу поняла, что имеет в виду Ана Луиза. Она избегала моего взгляда, помешивая суп в котелке.
Дрова, горевшие под плитой, потрескивали; тишина между нами заполнилась сизым дымом. От жара по лбу Аны Луизы скатилась капля пота.
– Вы привели на ее территорию ведуна, – сказала наконец Ана Луиза.
Грудь пронзило паникой.
Она назвала Андреса ведуном.
Со стороны капеллы донесся смех, и я обернулась. Люди, принимавшие участие в крещении, расходились, но Андрес задержался со счастливой молодой матерью и, наклонив голову, слушал ее. Она что-то сказала, и на его лице промелькнула улыбка. Он положил руку малышке на мокрые волосы, и девочка застенчиво подняла на него широко раскрытые глаза, после чего уткнулась лицом в шею матери.
Если ведовство Андреса раскроется и падре Висенте узнает о его истинной природе… я уверена, за этим последует жестокое наказание. И такие моменты, как сейчас, тоже будут утеряны. Случись что с Андресом, и в жизни тех людей, которые в нем нуждаются, останется зияющая дыра…
Ана Луиза наверняка обо всем знала. Ее мать обучала Андреса, а сама она первой показала мне силу копала. И отметки на кухонной двери – тоже ее рук дело.
Но я дала Андресу обещание, что никому не скажу. И теперь клятва уберечь его секрет пылала в моей душе яростным огнем. Я сохраню его тайну – и скрою, что знаю об этом, – даже если придется лгать всем.
Даже Родольфо. Даже матери.
– Не может быть, чтобы вы говорили о падре Андресе. – Я сделала вид, будто меня, как верующую, это оскорбило, и для пущей убедительности поднесла руку ко лбу и перекрестилась. – Он Божий человек.
– Он много кто, – сухо сказала Ана Луиза. – Но точно не друг доньи Хуаны. Я бы не водила его в дом, будь я на вашем месте.
Я раскрыла рот от удивления. Это моя собственность, а не ее и не Хуаны. Я вышла замуж за хозяина дома, и, когда речь заходит о гостях, последнее слово должно быть за мной.
– Благодарю вас, что поделились своими опасениями, – я сохранила резкий и при этом холодный, тон. – Однако мое гостеприимство не будет поставлено под сомнение из-за каких-либо обид, которые предпочитает держать донья Хуана. В Сан-Исидро желанен каждый гость. Особенно тот, кого я пригласила нести Божье слово и таинства тем, кто в этом нуждается. – Я чинно взяла поднос.
Ана Луиза бросила на меня косой взгляд, не принимая во внимание мое притворство. Она, без сомнений, взвешивала мои слова. Взвешивала, как далеко я могу зайти.
Если Ана Луиза и правда знала, на что способен Андрес, разве ей не хотелось, чтобы в стенах дома был человек, способный его исцелить? Разве этого не хотелось Хуане?
Ана Луиза потянулась к корзинке с тамале
[26], умелыми руками достала четыре штуки и аккуратно уложила их между мисками с посоле. От листьев поднимались изящные струйки пара.
– Для вашего гостя, – произнесла она мрачно. – Не стоит недооценивать, сколько влезает в этого flaquito
[27].
