В конце концов Андрес умолк. Я ждала, когда он повернется ко мне и покой накроет нас, как рассвет после долгой ночи… но твердая линия его плеч рухнула. Андрес опустил голову и сжал ее руками.
Круг продолжал гудеть. Я бы могла увидеть его даже с закрытыми глазами – как будто кто-то выгравировал красные отметки под моими веками. Чутье подсказывало мне, что Андрес еще не закончил.
– Вы закрыли круг?
– Нет.
Между нами затянулось молчание.
Вдалеке раздалась трель презрительного смеха, отчего по спине пробежал холодок.
– Вы попробуете снова? – спросила я.
Андрес сделал глубокий вдох.
– Я не могу.
Не может? Что это значит? Я шагнула вперед, и стук туфель по каменной плитке эхом разнесся по комнате. Андрес сложил руки у сомкнутого рта. Его лицо приобрело серый цвет, взгляд не отрывался от круга. Он оставался недвижим, даже когда я приблизилась.
Я вспомнила, как Андрес лежал на полу капеллы – с серым лицом и зубами в крови – и кашлял.
Искалеченных ведунов не вылечить.
То, что произошло прошлой ночью и сегодняшним утром, казалось испытанием для меня, а для него и подавно было тягостным.
– Вам нужно передохнуть. – Будь я честна сама с собой, я бы признала, что наружу рвутся другие слова. Позвольте позаботиться о вас. Если Андрес был моим защитником ночью, то я стану его защитницей днем. Раздели это бремя, хотелось сказать мне. Ты не одинок.
Вместо этого я прикусила язык и сдержала порыв взять его за руку. Ситуация, в которой мы оказались, уже была достаточно опасной. Сближение с Андресом приведет только к еще большим неприятностям.
– Пойдемте на кухню.
– Я не могу вспомнить. – Его дрожащий голос прозвучал пусто. И выражение, с которым он смотрел на круг… Неужели в этих глазах крылся страх? – Нужную молитву. Не могу ее вспомнить. Не могу закрыть круг. Я не могу.
На последнем слове Андрес сорвался. Сочувствие зияло дырой в моей груди; теперь я позволила себе легкое прикосновение к его предплечью. Но в глубине души я ему не верила. Да и как? Андрес излечивал больных. Андрес взмывал в воздух подобно святому. Андрес был способен на все.
– Может быть, вы где-то ее записали? И эта запись осталась среди ваших вещей в городе?
– Нет.
Поражение в его голосе заставило меня похолодеть, и по коже побежали мурашки. Или это в комнате упала температура? Действительно ли тени стали сгущаться и крепчать, подпитываясь нашим страхом, или это были проделки моего разума?
– Тогда как…
– Я все выучил, – резко ответил Андрес. – Слишком опасно их записывать. А теперь я… – Он остановился, его глаза остекленели; он был на грани срыва. – Я не могу вспомнить слова.
Я отчетливо помнила, как ночью его швырнуло о стену, как будто он был не больше чем половой тряпкой.
Тьма не убила Андреса. Но страшно навредила ему этим ударом. Отняла нечто такое же ценное, как сама жизнь: способность защитить нас всех.
Страх острием прошел сквозь мою голову.
– А есть ли что-то, что не нуждается в словах? – спросила я, стараясь сдержать нарастающую панику в голосе. – Что-то, где вы действуете по наитию, или импровизируете, или используете кастильский…
– Абсолютно точно нет, – рявкнул Андрес. Злость молнией сверкнула в его словах, и он резким движением расправил плечи и повернулся ко мне. – То, что я делал в этой комнате прошлой ночью… За этим нужно следить. Это опасно. Вы понятия не имеете, о чем говорите.
К щекам подступил румянец, и я покраснела. Да, я ничего не знала о ведовстве. Но я понимала, как опасно находиться в этом доме, не имея никакой защиты. Без силы Андреса мы были обнажены и уязвимы перед лицом тьмы. И стояли здесь, неприкрытые и безоружные, окруженные домом, его злобой, которая гноилась и растекалась по стенам, будто зараза.
Мы были добычей.
Беатрис. Я застыла. Кто-то позвал меня по имени, прорываясь сквозь сознание, но на деле я ничего не слышала. Волоски на руках встали дыбом.
Когда опустится ночь, Беатрис? Когда наступит день?
Пальцы сильнее сжали руку Андреса, с диким выражением в глазах я осмотрела комнату. Никого.
– Андрес, – прошипела я. – Я слышу голос. А вы?..
Одним быстрым движением он схватил меня за плечи, и от грубого прикосновения у меня перехватило дыхание.
Разве тебе не страшно?
– Андрес… – Я снова обвела глазами комнату.
Разве ты не знаешь, на что он способен?
– Оно здесь, – выдохнула я. – Она здесь.
Та, что мы выпустили на свободу прошлой ночью. Та, что до смерти напугала Ану Луизу и сорвала распятие. Она была в стенах, была в стропилах, окружала нас…
– Смотрите мне в глаза, – с нажимом потребовал Андрес и потряс меня за плечи, когда я не сразу повиновалась. Он так крепко держал меня, что наверняка останутся синяки. – Смотрите на меня. – От слез в его глазах не осталось и следа, их заменило дикое пламя и… да, мне было страшно. Этот пыл превратил Андреса в незнакомца – властного, опасного. – Не слушайте ее. Сейчас же прогоните ее из разума.
Он хранит секреты, Беатрис…
– Вы это слышите? – спросила я хриплым и дрожащим голосом. – Скажите. Прошу.
– Прогоните ее. – В его приказе проскользнула нотка бесцеремонности, присущей только священникам, кем он на самом деле и являлся, – такие требовали от своих прихожан покаяться в грехах и на весь храм поносили Дьявола. – Прогоните.
Я закрыла глаза.
Беатрис, Беатрис, Беатрис…
Я сжала руки в кулаки и со всей мочи вытолкнула ее. Нет, – приказала я. Нет. Вон.
Голос затих.
В коридоре послышались шаги, оповещающие нас, что кто-то направляется в гостиную.
Я распахнула глаза.
Андрес отпустил мои плечи и повернулся к двери.
В комнату вошла Палома.
– Ох, Cuervito, – проговорила она, растягивая слоги и рассматривая наполовину убранную комнату, расплавившиеся свечи, курильницы и разбитое стекло. Палома перекрестилась и сухо добавила: – В этот раз ты превзошел самого себя.
– Паломита, ты должна отдыхать. – В мгновение ока Андрес преобразился. Его лицо и голос смягчились, стали выражать озабоченность, а в позе почувствовалась привычная мягкая властность. Все в нем излучало спокойствие.
Я же была потрясена до глубины души.
– Я не могу сидеть на одном месте, – заявила Палома. – Дайте мне какое-нибудь поручение.
Андрес подошел к ней и с нежностью положил руку на плечо.
