Но холод обездвижил меня. Вцепился когтями, пока мы с Родольфо поднимались, будто бы желая стянуть вниз, все ниже и ниже…
Когда мы оказались наверху, я оглянулась через плечо. Тело лежало у подножия лестницы. Оно сдвинулось. И оно двигалось сейчас. Оно подняло руку – кости и гниющая плоть – и ухватилось за перила. Оно подтянулось на одну ступеньку вверх и подняло свою голову, чтобы ухмыльнуться мне. На месте лица был череп, с которого, как и с руки, свисали ошметки гниющей плоти, спутанные волосы вперемешку с черной кровью прилипли к макушке. Пустыми глазницами оно уставилось на меня.
Я моргнула, и оно исчезло. По спине покатился холодный пот. Родольфо рассказывал что-то об отделке верхнего этажа и вел меня через комнату, которую я использовала в качестве кабинета, в нашу спальню. Я не слушала. Я была потрясена. Сердце бешено колотилось о ребра, глаза раскрылись от ужаса.
Я умру в этом доме.
Я распадусь на тысячи кусочков в темноте, раздавленная холодом и мучительной злобой – наблюдающей, всезнающей. Я умру здесь.
– Вам так не кажется? – спросил Родольфо, закрывая за нами дверь спальни.
Свечи были не зажжены. Я не ответила Родольфо и вместо этого схватила ближайший коробок спичек. Я знала, что Родольфо наблюдает за тем, как я зажигаю свечи на трюмо, и это медленно возвращало меня в чувство. Я видела, как дрожат руки, как сжимаются от страха плечи. Я чувствовала, каким настороженным становится Родольфо.
Настороженность была опасной. Как и сам Родольфо.
– Так много свечей прямо у кровати. – В его голосе послышался смешок.
– Мне… Мне было так одиноко без вас, знаете, – пролепетала я. Я не повернулась к нему лицом, но выпрямилась. Свечи отражались в зеркале, и от этого пламя охватывало больше пространства. За плечами виднелся темный силуэт Родольфо, который настойчиво приближался…
Он взял меня за руку.
Я обернулась. Родольфо поднес мою руку к лицу и поцеловал нежную кожу запястья.
Инстинкт, всколыхнувшийся где-то у затылка, послал по всему телу волну паники.
Я всего лишь добыча. Загнанная в ловушку.
– Мне тоже было одиноко, – раздался низкий, раскатистый голос Родольфо. Он положил руку мне на талию и прижал к своему телу.
Нужно бежать.
Я уперлась ему в грудь. Родольфо не отпустил меня, лишь зарылся лицом в волосы и стал целовать их, опускаясь к шее.
Мне нужно было оттолкнуть его и вырваться. Но я была на порядок слабее своего мужа – его хватка ощущалась как сталь, а плечи с легкостью возвышались надо мной.
– Querido, не сегодня, – прошептала я сдавленным голосом, но Родольфо продолжал целовать мою шею. Я представила, как у него вырастают клыки, длинные, не умещающиеся во рту клыки, похожие на иглы, и когти цвета плоти, и… – Родольфо. Нет.
Он слегка отстранился и посмотрел на меня сверху вниз. Если его намерением был взгляд, полный любви, то свет свечи разрушил это впечатление: тени подчеркнули его глазницы, углубив их, превратив в пустоту…
Я оттолкнула Родольфо.
Он нахмурился, сильнее сжав мое запястье. О нет. Ему нельзя злиться. Иначе он в любой момент обрушит на меня свою злость, и тогда…
– Сейчас то самое время месяца, – пробормотала я, прикрывая ложь натянутой улыбкой. Кровь пришла две недели назад. Раньше срока, к моему неудовольствию. Мама однажды сказала, что с ней такое случается во времена сильных волнений; и, если то, что приключилось со мной за последние недели, нельзя назвать волнениями, других слов я не подберу. – Это вызовет неудобства, понимаете?
Пожалуйста. Прошу. Я не знаю, кому молилась, но меня услышали.
Лицо Родольфо в мгновение преобразилось. Он нежно поцеловал меня в лоб и отпустил.
– Конечно.
Конечно, он не задавал вопросов. Мужчин не заботят женские тела, если только они не пользуются ими в свое удовольствие.
Но я не расслаблялась.
Даже когда готовилась ко сну и распускала все еще влажные волосы из узла, даже когда возилась с нижним бельем в комнатке, примыкающей к спальне, пытаясь хоть как-то подтвердить свою ложь. И даже когда вернулась в комнату и обнаружила, что Родольфо потушил все свечи и лег в постель.
Было слишком темно. Неестественная и чересчур густая, темнота вилась над кроватью. Мне нужен был копал. Я сделала шаг к трюмо, и половицы заскрипели под босыми ногами. Не могла же я…
– Оставьте, – процедил полусонный Родольфо. – Я не могу спать при свете.
Я застыла. Стоит ли мне попробовать зажечь копал или это только разозлит Родольфо? Копал был единственным средством защиты, что у меня остался.
– Идите в постель, – позвал он.
Ноги будто бы налились свинцом, пока я шла. Я скользнула под одеяло и легла на спину, замерев в одном положении.
Родольфо уснул сразу же. Медленно и ритмично поднимающаяся и опадающая грудь совсем не сочеталась с барабанящим у меня в ушах пульсом…
Я разглядывала деревянные стропила и в какой-то момент погрузилась в тревожный сон.
Воздух сгустился от дыма. Я была в столице, в отцовском доме – у себя дома. Красный свет прыгал и плясал вокруг меня диким ураганом, прорываясь сквозь темные завитки. Пламя охватило дом, и я была точно уверена – как случается только во снах, – что мама с папой внутри.
Что они в опасности.
Я попыталась позвать их, но дым душил меня, поглощая крики, и оборачивался вокруг горла своей когтистой лапой. Я рванула вперед, но ноги были слишком тяжелые. Как и голова. Я рухнула на пол и оказалась прижата к половицам. Пламя снизу проникало в щели, дым затуманивал зрение. Я должна была добраться до родителей. Должна. Но я не могла пошевелиться.
Где-то в доме хлопнула дверь.
Я резко проснулась. Уже находясь в доме в Сан-Исидро, я вдохнула чистого и свежего воздуха полной грудью. Здешний воздух потрескивал. Он был живой, наполненный энергией будто из другого мира, похожий на хворост, что вот-вот разгорится.
Хлопнула еще одна дверь. На этот раз ближе.
Сердце отозвалось ударом о ребра.
В доме никого не было. Только я и Родольфо, который ворочался во сне и бормотал что-то неразборчивое.
Бах.
Я умру в этом доме.
Меня захлестнуло осознанием. Тяжелым от боли, холодным и пророческим, будто его прошептал сам святой, осознанием.
Сан-Исидро станет моей могилой.
Но не сегодня.
Я сбросила с ног одеяла. Комната была черна, словно тень Дьявола. Я даже не видела своих рук, пока отчаянно тянулась за спичками. Два чирка, и вспыхнул свет. Я поднесла спичку к фитилю свечи: из зеркала на меня смотрело собственное отражение.