Стараясь не смотреть на шрамы, девушка достала гребень, чтобы причесать воспитанницу. Как бы там ни было, отец – человек подневольный, это его работа… Черные волосы Гвиннер струились между пальцами, как вода, и слегка завивались на концах.
–Больно было?– не выдержала Урсула и тут же отругала себя за глупый вопрос. Конечно, больно! Но как? Как когда крышка сундука падает тебе на пальцы? Или как обжечься горячим жиром? У боли сотни оттенков, и каждый не похож на другие.
Но Агата беззаботно ответила:
–Я уже и не помню. Наверное, да.
–Как это – «не помню»? У тебя вон вся спина изуродована!
–Сильно?– тихо переспросила та.
Урсула смутилась:
–Бывает и хуже… Да и кто там твою спину увидит? Разве что муж, но до тех пор все заживет.
Желая поскорее свернуть разговор, она заплела Агате косу, велела ей забираться под одеяло и затушила свечу.
* * *
Агата не спала, но притворялась спящей. Что-что, а притворяться она научилась превосходно. Стоило закрыть глаза, и ей мерещилось, что кровать объята пламенем. Сперва занималось одеяло, затем огонь поднимался выше, пока не достигал подушки. Все это время языки не жалили Агату, а лишь дразнили обещанием невыносимой боли, даже сильнее той, что довелось пережить в подвалах с мейстером Гансом. Только когда жар смыкался у нее над головой, кожа наконец вспыхивала и начинала обугливаться.
Агата вздрогнула и открыла глаза. Как бы она ни старалась, кошмары не уходили. Глубокий сон без сновидений поглощал ее лишь тогда, когда уже не было сил держаться на ногах. Он заставал ее в самых неожиданных местах: за обеденным столом или во время прогулки, за разговором или в карете на пути в Шварцвальд… Агата словно исчезала на мгновение из этого мира, а потом снова появлялась.
Если бы матушка была жива, Агата бы написала ей, что поселилась в новом богатом доме, где стены увешаны картинами, а из комнаты в комнату бродят большие черные собаки. Но матушка отныне должна была жить в самом дальнем чулане ее головы.
Агата тихо выбралась из постели, подошла к печке и опустилась перед ней на колени. Открыла заслонку и придвинула лицо близко-близко, чтобы жар обжег щеки, а тонкие волоски вокруг лба задрожали от горячего воздуха. Она должна подготовить себя к тому, что ждет ее в аду. Туда попадают те, кто предал своих матерей…. Агата глубоко вдохнула, ощущая, как горячий воздух проникает внутрь.
Но тут в кровати завозилась Урсула – не проснулась, просто перевернулась с боку на бок. Такие, как она, спят крепко, их не будят ни чужой храп, ни детская возня, ни собачий лай. Тело приказывает им спокойно спать, чтобы завтра вновь приниматься за работу. Агата вернулась под одеяло и всмотрелась в лицо своей новой няньки. Без чепца, с небрежно заплетенной косой, Урсула выглядела очень нежно. По-матерински.
Про саму себя Агата знала, что она отвратительна. Ей нужно стать кем-то другим: лучше, умнее, усерднее… Стать такой, какой хочет ее видеть Кристоф Вагнер. Сделать что угодно, только бы ее не схватили снова и не сунули в ледяной карцер. Она закрыла глаза, ощущая, как пламя начинает подниматься от ступней вверх до колен. Никто никогда не должен узнать, о чем на самом деле думает Агата Гвиннер.
Глава 4
Когда жемчужный рассвет тронул верхушки елей, Агата окончательно смирилась с тем, что не уснет. Она встала тихо, чтобы не потревожить Урсулу, оделась, переплела волосы и спустилась в кухню в надежде найти что-нибудь поесть.
За приоткрытой дверью начиналось царство горшков и сковородок. В воздухе пахло мукой, но еды не было нигде: ни на столе, ни в шкафах, ни в ящиках. Отчаявшись, Агата толкнула створку печи
[2]. Там было темно и тепло. За ночь дрова прогорели, оставив после себя лишь горячую золу. Стараясь держаться подальше от цистерн, девочка осторожно вошла внутрь.
Утренний свет из кухни свободно проникал в печь. В резких солнечных лучах кружились струпья золы, потревоженные ее башмаками. Запах растопленного жира и вчерашней рыбы заставил живот заурчать. Неужели даже тут не найдется ни крошки? Вдруг сквозняк поднял с пола пепел: кто-то вошел в кухню. Дверца печи дрогнула и захлопнулась.
Хищная темнота схватила Агату, заползла в уши. Перед глазами метнулись алые пятна, от спертого воздуха пересохло в горле, в висках зазвенело, а тело покрылось липким потом. Агата открыла рот, пытаясь вдохнуть поглубже, но ничего не выходило. Руки шарили по стенам в попытке отыскать дверь. На мгновение ей показалось, что из угла слышны писк и крысиная возня. Писк делался все громче и громче, пока не разорвался прямо у нее в голове.
В этот миг кто-то распахнул дверь и впустил свет. Агата вывалилась из печи прямо под ноги Кристофу Вагнеру.
Господин Вагнер мало напоминал взрослых, каких Агата встречала до того. Он много и весело говорил, не носил черное, а глаза у него блестели, как начищенный медяк. Агата тонула в его словах и мыслях, которые не успевала даже ухватить за хвост, чтобы рассмотреть, не говоря уж о том, чтобы понять. Вот и сейчас он разочарованно протянул:
–О, ну это совсем не напоминает мой завтрак! Ты выглядишь совершенно несъедобной. Хотя Ауэрхан бы поспорил… Однако меню Ауэрхана мало меня тревожит. Что ты там делала?
Она все еще хватала ртом воздух, точно не могла надышаться. Наверное, когда открылась входная дверь, сквозняк захлопнул дверцу печи. Вот как все просто! Если бы она не суетилась, хватило бы одного толчка, чтобы освободиться. Никто не запирал ее здесь.
Агата оглядела себя: на юбке остались пятна сажи. Матушка пришла бы в ярость, и Урсула тоже наверняка разозлится. Зато Кристоф Вагнер к испачканной одежде не проявил ни малейшего интереса.
–Я искала еду.
Он хлопнул в ладоши:
–Вот так совпадение! Я тоже. Правда, для таких поисков вовсе не обязательно запираться в печи и визжать, как поросенок, но у каждого свои способы. В этом доме предостаточно народу со странностями. Если бы я каждый раз выяснял, что у кого в голове, то в моей собственной не осталось бы места. Итак, еда!
Он несколько раз хлопнул в ладоши и, обернувшись, довольно крякнул. Сами собой на столе появились кровяная колбаса, головка сыра и кувшин с пивом. Агата не успела заметить, откуда взялось съестное.
–Так-то лучше. Возьми колбаску.
Кристоф Вагнер уселся за стол и с аппетитом откусил большой кусок сыра. Сегодня он ел руками и с большим аппетитом. Агата посмотрела на угощение. Колбаса блестела от жира и выглядела маняще.
Чтобы стать сильной, нужно хорошо есть, напомнила себе она и без промедления схватила колбасу. Оба ели с жадным утренним удовольствием, которое приходит к людям только после голодной ночи. Завтрак показался Агате куда вкуснее ужина, который проходил чинно, на фарфоровых тарелках, с ложками и вилками, которые только удлиняют путь к еде.
