Урсула до сих пор верила, что сам отец Лукас – человек. В этом ее убеждал Ауэрхан для ее же спокойствия. Поразительно, как за десять лет жизни бок о бок с демонами ей удалось сохранить такую наивность…
Отец Лукас провел торжественное шествие вокруг храма под пение сто восемнадцатого псалма
[13]. Министранты бережно несли впереди деревянного Иисуса и ослика. У отца Лукаса чуть отросли волосы, и это придавало ему сходство с фигурой Христа. Только тот, кто с ним был совсем не знаком, принял бы это за случайность.
«Человеческие» службы отца Лукаса отличались особой возвышенностью. От его «Поднимите, врата, верхи ваши, и поднимитесь, двери вечные, и войдет Царь славы!»
[14], казалось, вербные ветки едва не зазеленели. Урсула улыбалась во время мессы, и глаза ее увлажнились. Не у нее одной, впрочем. Во время причастия Агата осталась сидеть на месте, незаметная. В присутствии отца Лукаса легко было оставаться незаметной. Он заполнял собой все пространство.
На прощание Урсула преклонила колени перед алтарем и бросила последний взгляд в сторону священника.
–Ты идешь?– опять спросила она Агату.
–Нет, посижу еще.
Урсула неодобрительно нахмурилась. Наверняка ей хотелось спросить, зачем это, но она не стала, а лишь пожала плечами и покинула церковь. Постепенно и остальные прихожане ушли. Агата осталась сидеть в теплой бархатной тишине. У статуи Девы ровно горела лампадка. Отец Лукас обвел взглядом опустевшие скамьи и улыбнулся, заметив ее.
–Ты не причащалась сегодня.– Он подошел к дарохранительнице – высокой деревянной башенке на алтаре. Харман рассказывал, что ее вырезал его отец. Дарохранительница всегда завораживала Агату своим сходством с волшебным дворцом, где могла бы жить императорская семья. Отец Лукас достал оттуда два кубка, разлил по обоим вино и, устроившись на спинке скамьи напротив Агаты, протянул ей один.
Она покачала головой. Ей не нравился вкус вина. Отец Лукас отпил из своего кубка. Иногда они оставались в церкви вот так, вдвоем. Агата чувствовала рядом со священником странное спокойствие. Его молчание окутывало ее, оставляя при этом ум ясным и острым.
–Как проходит твоя учеба?
–На днях я спросила господина Вагнера, когда сумею сама вызывать демонов.
Отец Лукас улыбнулся и склонил голову, ожидая продолжения. Будь он человеком, Агата сказала бы, что ему интересно и он увлечен беседой, но демоны могут изобразить какую угодно эмоцию. Людям приходится учиться мастерству притворщика, демоны же рождаются с этой способностью и никогда ее не утрачивают.
–Он ответил, что если я буду так же усердна, как сейчас, то совсем скоро. Лет через десять.
Агата была раздосадована и не пыталась это скрыть. Какой прок учить заклинания, если применить их сможешь только через десять лет? Это все равно что разглядывать изображения цветов, но так и не сорвать ни один.
–Ты предпочла бы попробовать уже сейчас?
–Я люблю применять знания, а не копить их.
Тут Агата немного покривила душой. География ей нравилась больше путешествий, а рассматривать звезды было интереснее, чем составлять натальные карты. В некоторых областях знания имеют ценность сами по себе, даже если никогда не пустишь их в ход. Но путь, проделанный Кристофом Вагнером, манил ее и соблазнял. Опекун призвал своего первого демона сразу после смерти Учителя – на этот шаг его толкнули отчаяние и глупость. Ему невероятно повезло, что на вызов явился именно Ауэрхан. Другой, менее терпеливый демон тут же разорвал бы горе-мага на мелкие кусочки и полакомился его печенью.
С тех пор прошло много лет, но все эти годы Кристоф Вагнер учился, втискивая в свою сопротивляющуюся голову языки, заклинания и формулы. Теперь с помощью Ауэрхана он мог призвать уже немало демонов. Агата заранее знала, что у нее появится новый учитель, когда опекун начинал отказываться от мяса и вина. Три дня поста, и он делался неразговорчивым и раздражительным, но голос никогда не повышал. Ауэрхан объяснял, что маг должен сохранять чистоту мыслей и спокойствие. Несколько раз Агата присутствовала при вызовах: укаждого демона был свой день и час, когда он мог явиться. Кристоф проводил ночь, рисуя печать выбранного демона так медленно, что Агата иногда засыпала в кресле. Суетливый и резкий, ее опекун делался сосредоточенным и внимательным, когда дело касалось адских гостей.
Но если в тот самый первый раз даже юному Кристофу Вагнеру – бестолковому и неусидчивому – все удалось, почему же ей не дают попытать свои силы?
–Как демон я могу только поддержать твои устремления,– заметил отец Лукас.– В спешке люди часто ошибаются, а слаще человеческих ошибок ничего нет. Но как твой пастырь я советую слушаться господина Вагнера и Ауэрхана.
–Почему вы с Ауэрханом друг друга не любите?– неожиданно спросила она, удивив и себя, и священника.
Тот покрутил кубок в руках, глядя, как плещется вино.
–Я бы не назвал это так. Мы просто стараемся держаться друг от друга подальше. Разделяем владения, так сказать. Когда два высших демона обитают слишком близко, это создает определенное напряжение. Но, по крайней мере, меня не загоняют в круг и не заставляют тебя учить.
Агата улыбнулась:
–Это было бы так ужасно?
–Думаю, да. Для нас обоих.
Агата поблагодарила его за приятный разговор и встала, чтобы отправиться домой. У церкви ее ждал привязанный конь. Агата знала Гектора еще жеребенком: он родился почти сразу после ее появления в поместье, а потому она чувствовала с ним определенное родство. Характер у Гектора был непростой. Как-то Харман обронил, что кобылу покрыл один из бесов, которые в изобилии обитали у них в доме. Но Агате не исполнилось еще и двенадцати, как она стала выезжать на Гекторе в лес, обходя любые запреты конюха. Несмотря на бесовскую ярость, Гектор слушался ее твердой руки и жестких шенкелей. Главное с ним было не давать слабину, не позволять себе неуверенности и сомнений.
Она пустила коня ленивым шагом. Недавно подкованные копыта скользили по грязи. Для кислицы еще слишком рано, но первоцвет уже показал желтые трубки своих цветов, отвар из которых помогает при кашле. Агата успела отъехать совсем недалеко, когда внезапно слева раздался шум: лошадиный топот, треск ломающихся веток, короткий вскрик и глухой удар, как будто мешок с мукой упал на землю. Напуганные суетой, захлопали крыльями птицы. Затрещала сорока, предупреждая лес о чужаке. Агата немного постояла, прислушиваясь, и выслала коня вниз вдоль ручья в ту сторону, откуда слышала грохот.
Снежный покров здесь был нарушен следами от лошадиных копыт. У самой воды на окровавленном снегу лежал мужчина, а рядом на коленях стоял мальчик лет пятнадцати. Одной рукой он придерживал за повод низенького мохнатого пони.
