Молодой человек тряхнул Мосса –не слишком сильно, но достаточно, чтобы показать, как он зол, как Мосс ему отвратителен. Цвет мегапотока за окном изменился и теперь напоминал зарубцевавшийся шрам: неприятно-розовый с голубоватым отливом. Собеседник Мосса продолжал тихо трясти его, как копилку с монетками.
–Я налетел на него и сунул пистолет ему в рот. Он что-то простонал, а потом я пропихнул ствол глубже и сломал ему зубы. Я опрокинул его на спину, поставил колено на грудь и велел ей одеваться –сказал, что забираю ее оттуда.
Молодой человек оттолкнул Мосса, и тот замолчал.
–Какой же ты никчемный и глупый человечишка. Ведь ты всё это выдумал, правда?
Мосс отвернулся и тихо сказал:
–Да. Выдумал.
–Что ты на самом деле сделал, когда обнаружил, что она живет с ним, всего через четыре месяца после вашей свадьбы?
–Ничего.
–Ты зарядил пистолет и ничего не сделал.
–Да.
–Изображал из себя крутого мужика, а пороху поступить, как мужик, не хватило.
–Так и есть. Я трус. Я хотел убить его, а потом себя.
–Но не ее.
–Нет. Только не ее. Я любил ее. И раз я не мог убить ее, то хотел убить все живое.
–Ну вот что, жалкий гаденыш, отвали от меня. Просто встань, свали отсюда и не говори со мной больше. Ты просто пытаешься сбежать. Но от себя не убежишь.
–Со временем я все забуду,– сказал Мосс.
–Этого тебе никогда не забыть. Время притупит твои воспоминания, и, может, тебе будет легче жить с этим. Но забыть ты не сможешь.
–Может, и нет,– ответил Мосс и встал. Как только он отвернулся, гневный огонь в глазах молодого человека погас. Он снова отвернулся к иллюминатору и уставился в безбрежную пустоту мегапотока цвета зарубцевавшегося шрама.
Мосс двинулся через салон, тяжело дыша.
Впереди, за столиком на четырех, в компании двух непримечательных мужчин, сидела красивая женщина с золотистыми волосами и почти белыми бровями. Когда Мосс поравнялся с ней, она дотронулась до его руки.
–Когда я думаю о вас, я чувствую скорее сожаление, чем враждебность,– сказала она звучным, нежным контральто.
Мосс опустился на свободный стул. Мужчины, не уделяя ему внимания, все же прислушивались к его разговору с красоткой.
–Нельзя так безжалостно осуждать людей только за то, что они старались выжить,– сказала она. В руке она держала короткий мундштук с незажженной сигаретой. Один из мужчин потянулся к ней с зажигалкой, но она отмахнулась от него, сосредоточившись целиком на Моссе.
–Я мог спасти хотя бы одного из них,– ответил Мосс. Он прижал руку ко рту, как будто перед его глазами снова встала ужасная картина из прошлого.– Этот пожар, дом престарелых в огне, пламя, рвущееся из окон, крики… Старые, беспомощные люди…
Красавица покачала головой, ее золотистые волосы переливались в электрическом свете.
–Вы всего лишь присматривали за ними. Нигде не сказано, что вы были обязаны умереть ради них. Вы добросовестно исполняли свои обязанности, отлично справлялись, это был образцовый дом престарелых. Но что вы могли поделать? Вам было страшно! У каждого есть затаенный страх. Одни боятся старости, другие –змей или пауков, третьи –что их похоронят заживо. Страх утонуть, страх быть осмеянным или отвергнутым, боязнь замкнутых пространств –все чего-то боятся.
–Я не знал, что это пожар. Богом клянусь, не знал. Но когда той ночью я спустился в вестибюль и почувствовал запах дыма, меня просто парализовало. Я просто стоял и смотрел на затянутую сеткой дверь, ведущую в спальные помещения. На ночь мы ее всегда закрывали. Не как в тюрьме… для их же безопасности, они были такие старые, и некоторые бродили по ночам. Мы не могли следить за ними все время, это было просто невозможно.
–Знаю, знаю,– сказала красавица, успокаивая его.– Конечно, это было ради их же безопасности. В общей спальне были и телевизор, и туалет –не хуже, чем в отдельных комнатах на нижних этажах. Но эти старички бродили, ходили по ночам; они могли упасть с лестницы или еще как-то пораниться, и никто бы им не помог, ведь рядом не было кнопки звонка, чтобы вызвать вас или санитара. Я понимаю, почему вы запирали дверь.
Мосс беспомощно развел руки и посмотрел по сторонам, как будто надеялся на вспышку белого света, которая избавит его от болезненных воспоминаний.
–Я почувствовал запах дыма, я стоял там, не зная, что делать, и уже почти готов был открыть дверь и броситься внутрь, как вдруг прямо через сетку вырвался клуб жара и пламени! Было так горячо, что я упал навзничь. Но даже тогда… даже после этого я мог бы что-то сделать, если б не кошка…
Красавица кивнула.
–Вас напугала кошка. Вы внезапно осознали тот ужас, что затаился у вас в голове, выжидая удобного момента, чтобы овладеть вами. Я вас прекрасно понимаю, кто угодно бы понял!
–Я не знаю, как кошка пролезла сквозь сетку, но как-то она умудрилась протиснуться, и она была вся в огне –одна из кошек, которых держали старушки… В воздухе стоял запах и треск паленой шерсти, кошка горела и плавилась, как жир на углях. Как она кричала! Господи, этот нечеловеческий вой, этот обугленный хвост в пузырях лопающейся от жара кожи…
–Не надо так!– сказала красавица, почувствовав, как страдает Мосс.– Не мучьте себя. Я понимаю, почему вы убежали. Вы все равно ничего не могли поделать.
–Никто не знал, что у меня была такая возможность. Я выбежал наружу и увидел в окне старика –охваченное огнем лицо, горящие длинные волосы. Так страшно, невыносимо страшно. Я плакал и кричал. Несколько санитаров –из тех, что успели спастись –попробовали пробиться к оставшимся наверху, и один из них погиб, когда обрушился потолок. Но никто не знал, что и у меня была возможность спасти хотя бы одного человека. Я мог попытаться.
–Нет,– заверила его женщина с золотистыми волосами.– Это не так. Вы бы тоже сгорели заживо, вот и всё. Да еще эта кошка. Никому не обязательно об этом знать.
–Но я-то знаю!
–Вы выжили, вот что главное.
–Но мне больно. Это знание причиняет мне боль.
–Это пройдет.
–Нет, никогда.
Один из сидящих за столом мужчин снова потянулся к красавице с зажигалкой. Она положила мундштук с сигаретой на стол. Мосс встряхнулся, как будто очнулся от кошмара, и встал. Он отошел от красавицы и ее молчаливых спутников, и их глаза погасли.
Мосс снова пошел по салону.
Огромное судно рассекало бурные желеобразные волны мегапотока, направляясь к краю ощутимого пространства, асимптотически пробиваясь к границе времени, неутомимо приближаясь к обрыву, за которым заканчивалась осознаваемая мысль. В этом пути было предусмотрено только три остановки: посадка, высадка основного количества пассажиров и запределье. Пассажиры были унылы и молчаливы, некоторые из них потягивали напитки, которые можно было заказать, нажав установленную в каждом стуле кнопку. Тишину в салоне нарушали только гул раздвижных, подающих напитки столов, постукивание ногтей или зубов по стеклу бокалов и непрекращающееся шипение мегапотока за бортом. Через обшивку судна из этого кипящего желе доносились звуки, подобные шепоту душ, представших перед последним судом. Пассажиры не могли разобрать в этих голосах ни одного слова, ни одной сформулированной мысли, никакого послания извне.
