Билли невольно рассмеялся и покачал головой.
–Ну, ты даешь, Гаспар. Ты на пенсии?
Старик осторожно подошел к самому удобному креслу –мягкому шезлонгу в стиле тридцатых годов, который сменил не одну обивку до того, как Билли приобрел его в благотворительном магазине Американского онкологического общества –и со вздохом опустился в него.
–Нет, сэр. До пенсии мне еще далеко. Работаю не покладая рук.
–А чем занимаешься, если не секрет?
–Я омбудсмен.
–Защитник прав потребителей? Типа Ральфа Нейдера?
[74]
–Именно. Приглядываю за ходом дел. Прислушиваюсь, присматриваюсь –и, если все делаю правильно, иногда мне удается немножко изменить мир к лучшему. В точности как мистеру Нейдеру. Весьма достойный человек.
–А на кладбище к кому приходил?
Гаспар погрустнел.
–К старушке моей, к жене. Минной звали. В январе исполнилась двадцать лет с тех пор, как ее не стало.– Он ненадолго задумался и продолжил:–Она была для меня всем. Лучше всего было то, что я понимал, как мы важны друг для друга. Мы говорили обо всем на свете, обсуждали каждую мелочь. Этого мне больше всего не хватает. Я хожу к ней через день. Раньше каждый день ходил, но не выдержал. Слишком больно.
Билли принес чай. Гаспар отпил немного и сказал, что чай неплохой, но пробовал ли Билли «Эрл Грей»? Билли не знал, что это такое; Гаспар сказал, что это великолепный сорт, и пообещал принести коробку. Они еще поболтали о том о сем, а потом Гаспар спросил:
–А ты к кому приходил?
Билли поджал губы.
–Да так, к другу.– Вздохнул и добавил:–Слушай, мне на работу надо.
–Да? А где ты работаешь?
Билли ответил не сразу –ему, видимо, хотелось сказать, что он компьютерщик, или бизнесмен, или директор крупной компании.
–Я менеджер в супермаркете, в «Севен-илевен».
–Хорошая работа. Вечером наверняка интересные люди заходятза молоком и фруктовыми коктейлями,– сказал Гаспар, явно понимавший его чувства.
Билли улыбнулся.
–О да, очаровательные. Просто сливки общества,когда не угрожают прострелить мне башку, если я не открою сейф.
–У меня к тебе просьба,– сказал Гаспар.– Мне нужно немного передохнуть. Ты не возражаешь, если я прилягу тут у тебя на диване, пока ты на работе? Ничего, что я один тут останусь?
Билли заколебался. Старик казался вполне нормальным: не псих и точно не вор. И что тут воровать-то? Разве что чай, да и тот не высшего сорта.
–Ладно, располагайся. Но я до двух ночи не вернусь, так что как будешь уходить –просто захлопни дверь, замок сам закроется.
Они пожали друг другу руки, Билли надел все еще мокрый плащ и направился к выходу. На пороге он оглянулся.
–Приятно было познакомиться, Гаспар.
–Взаимно, Билли. Ты отличный парень.
И Билли –как обычно в полном одиночестве –отправился на работу. Он вернулся в два и собрался открыть банку консервов, но обнаружил, что стол накрыт к ужину, а в квартире аппетитно пахнет жареной говядиной. Кроме жаркого, на столе обнаружилась молодая картошка, обжаренная в масле морковь, кабачки. И блинчики с шоколадной глазурью, еще теплые, только что из пекарни.
Вот так Гаспар вошел в жизнь Билли Кинетты и поселился в его квартире. Когда они пили чай с блинчиками, Билли спросил:
–Тебе некуда идти, так?
Старик улыбнулся и удрученно покачал головой.
–Как тебе сказать. Я не бездомный, конечно –такой жизни я бы не выдержал, но в данный момент, что называется, свободен как птица.
–Если хочешь немного тут пожить, я не против,– сказал Билли.– Здесь тесновато, но мы вроде неплохо ладим.
–Ты большой добряк, Билли. Да, мне бы очень хотелось с тобой пожить. Это ненадолго. Мой доктор говорит, я на этом свете не задержусь,– он помолчал, глядя в чашку.– Должен признаться, мне немного страшно уходить. Хорошо, что будет с кем словом перемолвиться.
Билли неожиданно выпалил:
–Я ходил на кладбище к парню, с которым вместе служил во Вьетнаме. Навещаю его иногда.
В его словах звучала такая боль, что Гаспар не стал расспрашивать.
Билли не заметил, как прошло несколько часов (время проходит, не спрашивая разрешения). Гаспар спросил, можно ли ему посмотреть первый утренний выпуск новостей. Билли включил свой старый телевизор: там говорили об очередном срыве переговоров о разоружении. Билли покачал головой и сказал, что Гаспар не одинок в своем страхе смерти.
–Ничего такого не произойдет, Билли. Ты уж мне поверь. Никакой ядерной войны не будет. Точно тебе говорю: не будет. Никогда.
Билли слабо улыбнулся.
–Откуда ты знаешь? У тебя что, секретная информация есть?
На это Гаспар извлек из кармана свои великолепные часы, которые Билли видел впервые, и сказал:
–Этого не случится, потому что на часах всего одиннадцать.
Билли уставился на часы; они действительно показывали одиннадцать. Он сверился со своими наручными часами.
–Не хочу тебя расстраивать, но твои часы стоят. Сейчас половина шестого.
Гаспар усмехнулся.
–Нет. Одиннадцать.
Они разложили диван и соорудили на нем постель. Старик аккуратно разместил на телевизоре мелочь из карманов, перьевую авторучку, часы, и они с Билли легли спать.
Однажды, пока Гаспар мыл посуду после обеда, Билли ненадолго вышел и вернулся с бумажным пакетом из магазина игрушек. Гаспар, вытиравший тарелку сувенирным полотенцем из Ниагара-Фолс, штат Нью-Йорк, выглянул из кухни и уставился на пакет.
–Что это у тебя?
Билли прошел в комнату, уселся на полу по-турецки, высыпал содержимое пакета на пол и поманил старика. Гаспар удивленно посмотрел на него, но подошел и уселся рядом. Два часа напролет они играли маленькими машинками, которые, раскладываясь, превращались в роботов. Гаспар, сразу разобравшись в особенностях трансформеров, старриоров и гоботов, играл просто отлично.
Потом они отправились на прогулку.
–Давай сходим на утренний сеанс, я приглашаю,– сказал Билли.– Только чтоб никаких фильмов с Карен Блэк, Сэнди Дэннис или Мерил Стрип. Они вечно ревут, и носы у них всегда красные. Терпеть этого не могу.
Они начали переходить дорогу. На светофоре остановился новенький «кадиллак-брогам»: вип-номер, десять слоев лилового акрилатного лака и два прозрачного, для ровной просушки; насыщенный цвет в лучах солнца напоминал графин с «Шато Лафит-Ротшильд» 1945 года.
