Энни свернула влево, на Мэдисон, двигаясь к центру города. На Сорок восьмой улице велись строительные работы, на Сорок шестой много укромных переулков. «Олдс» неуклонно приближался. На Сорок седьмой, всего в трех домах от Мэдисон, был подвал, в котором можно спрятаться. Сменился светофор; «олдс» попытался проскочить на красный, но на Мэдисон у него не было шансов –через переход уже двигалась толпа пешеходов. Водитель остановился, опустил стекло и высунул голову, чтобы не упустить Энни.
И тут пошел дождь.
Пешеходы побежали быстрее, прикрывая головы сумками и раскрывая зонты. В суматохе Энни мгновенно исчезла из виду. Из-за угла выбежал кашемировый, махнул рукой, показывая шоферу «олдса» налево, поднял воротник и помчался по Мэдисон, расталкивая прохожих локтями. На тротуаре образовались лужи, и дорогие кожаные ботинки кашемирового мгновенно промокли насквозь. Видя, как бомжиха метнулась в переулок позади магазина «Всё за доллар», он бросился следом. Дождь лил как из ведра, их разделяли полквартала и толпы народу, но он ее видел, видел!
Так куда же она подевалась? В переулке никого.
Это был даже не переулок, а тупичок –в нем едва помещалась дюжина мусорных баков. Ни дверей, ни пожарных лестниц, ни окон, до которых можно дотянуться, ни подвалов, ни ниш в стене; даже коробок, за которыми можно было спрятаться, и тех нет.
Пусто.
Но он же видел, как она свернула сюда! Другого выхода нет, и обратно она не выбегала –он с этого переулка глаз не сводил. Значит, она где-то здесь, и найти ее пара пустяков. Кашемировый достал свой «Полис-позитив» 38 калибра. Он любил этот револьвер, полицейское оружие создавало иллюзию безопасности: если придется выбросить его после такого, за что можно сесть всерьез и надолго, то след приведет к полицейскому из Нью-Джерси, у которого кашемировый и подрезал «ПП» три года назад, когда тот напился в клубе для американцев польского происхождения. Он пообещал себе как следует позабавиться с этой грязной обезьяной. Все равно пальто уже промокло насквозь. А дождь не скоро утихнет –льет как из ведра, будто водяная штора повисла в воздухе. Кашемировый медленно шел по переулку, разбрасывая мусор и проверяя баки. Он ее быстро найдет, тут не так много мест, где спрятаться.
* * *
Энни было тепло. Когда она прижала к себе куклу и закрыла глаза, ей показалось, что она снова очутилась в квартире на углу Сто первой и Первой авеню. В тот день к ним пришла женщина из муниципалитета и понесла что-то непонятное про Алана. Про какую-то обезьянкуи про исследования ученых, а Энни сидела и баюкала малыша.
В ее убежище было уютно и тепло. Она лежала тихо, не шевелясь.
Хорошо здесь, правда, Алан? Кому тепло? Нам тепло. Спрячемся, полежим тут тихонько, и эта неприятная леди уйдет.
Слышался грохот опрокинутых мусорных баков.
Никто нас не найдет, малыш. Ш-шш, тише.
Кашемировый, держа револьвер наготове, набрел на доски, прислоненные к стене. За досками дверь. Все ясно, бомжиха там, больше ей быть негде. Он отшвырнул доски: стальная дверь была заперта на замок.
По лицу кашемирового стекал дождь, волосы прилипли ко лбу, пальто воняло мокрой псиной, про ботинки страшно было и думать. У последнего мусорного бака, самого большого, крышка оказалась почти сухая –значит, опустили ее буквально вот только что. Кашемировый, спрятав в карман револьвер, притащил пару пластиковых ящиков, поставил один на другой и взобрался на них. Балансируя на ящиках, он с трудом открыл крышку, снова выхватил револьвер и свесился внутрь. Бак был почти полон, дождь превращал отбросы в жидкую кашу. Кашемировый наклонился чуть ниже.
Чертова обезья…
Руки, вынырнувшие из недр бака, схватили его за отвороты пальто и потащили вниз. Он с головой ушел в зловонную жижу, револьвер выстрелил, пуля отрикошетила от поднятой крышки. Кашемировое пальто мгновенно пропиталось водой и мусором.
Энни встала ногами ему на шею, не давая подняться, все глубже вдавливая его лицом в размякший от воды мусор. Кашемировый отчаянно сопротивлялся, задыхаясь в отбросах. Один раз –все-таки он был крупный, сильный мужчина –он скинул Энни с себя. Она едва не упала, но вовремя ухватилась за стенки бака и затолкала врага еще глубже. Наверх высунулась рука, облепленная коричневой слизью и полусгнившими листьями салата. Револьвера в руке не было –он лежал на дне бака. Кашемировый барахтался что есть мочи, стараясь найти опору. Энни подпрыгнула, погрузив его еще ниже –он уже пускал пузыри. Изловчившись, он ухватил Энни за ногу. Она стала отбиваться другой, пока под ботинком что-то не хрустнуло.
Борьба продолжалась долго; Энни потеряла счет времени. Дождь не утихал, вода переливалась уже через край. Трепыхание внизу усилилось и затихло. Энни еще долго стояла, дрожа и пытаясь вспомнить чувство, когда тебе бывает тепло. Наконец она вылезла, застегнула пальто на все пуговицы и пошла прочь, думая об Алане и о неподвижном теле у себя под ногами. Крышку она закрывать не стала.
Когда она, наконец, решилась выйти на улицу, «олдса» нигде не было. Красное море прохожих снова расступилось перед ней –перед ее запахом, перед жижей, стекавшей с ее пальто, перед грязной куклой, которую она прижимала к себе. Помедлив с минуту, Энни свернула направо.
Нескончаемые потоки дождя продолжали низвергаться на город.
Никто не остановил ее, когда она собирала свое добро на Пятьдесят первой улице –полиция думала, что она просто роется в мусоре, зеваки сторонились, боясь испачкаться, а владелец копировального центра был только рад, что кто-то уберет это барахло от его дверей. Энни собрала все что могла и пошла своей дорогой, надеясь, что денег от алюминиевых банок хватит на какую-нибудь ночлежку, где можно будет обсохнуть. Она не была грязнулей, наоборот –даже ночуя на улице, всегда за собой следила. Можно быть немного растрепанной, но искупаться в помоях –это уж слишком. Бедную куклу тоже нужно высушить и почистить. Недалеко от Второй авеню живет одна белая женщина. Она вегетарианка, говорит с акцентом и порой пускает Энни поспать в свой подвал. Самое время к ней попроситься.
Женщина не отказала бы, но ее не было дома. Пришлось ночевать на стройке –на месте старого универмага «С. Кляйн» строили Башни Зекендорфа
[79].
Мужчины из лимузина почти неделю искали ее, но однажды, когда Энни брала газеты из урны на Мэдисон, кто-то схватил ее сзади. Это был тот, кто насильно поил Бидди –сначала виски, потом растворителем. Он развернул Энни к себе. Отреагировав инстинктивно (как в тот раз, когда шпана хотела отнять у нее кошелек), она изо всех сил боднула его в лицо. Бандит, спотыкаясь, сошел с тротуара на проезжую часть, где его чуть не сбило такси. Он стоял и тряс головой, а Энни уже неслась по Сорок четвертой. Было ужасно жаль снова бросать тележку –теперь-то уж вещи пропадут точно.
Дело было накануне Дня Благодарения.
В центре города нашли тела еще четырех черных женщин.
