Как роман попал ко мне в руки, я не помню. Но это был первый детективный текст, который мне случилось прочесть (исключая По, которого я, конечно, к тому времени уже прочел всего). В девять лет!
Время шло, я рос, жадно поглощая тексты любого приличного писателя, которые мне удавалось найти, а Вулрич, под собственным именем и под еще более знаменитым своим псевдонимом Уильям Айриш, становился мастером сюжетных поворотов и ходов, элегантного стиля письма, умения ввести в заблуждение, создать соответствующие настроение, обстановку и напряжение. Ох, какие же он чудесные вещи писал! Одна только «Черная серия» чего стоит: «Черный ангел», «Черный занавес», «Черный путь страха», «Встречи во мраке», «Невеста была в черном» и (самое большое число раз перечитанное) «Черное алиби». А «Срок истекает на рассвете», «Женщина-призрак», «Ночной кошмар», «Серенада душителя», «Вальс в темноту»? А все его рассказы!
Корнелл Вулрич!
Господи, да если бы Ханс мне сказал, что я сидел рядом с самим, черт побери, Хемингуэем, это не потрясло бы меня сильнее. Бертран Рассел, Боб Феллер, Дик Бонг, Уолт Келли –все это мои герои, и тем не менее их присутствие на том вечере даже вполовину на меня так не подействовало бы. Но Корнелл Вулрич! Я чуть сознание не потерял.
–Я думал, он давным-давно умер,– сказал я.
Они меня оборжали: «Да, он старый, сам видишь, но он еще очень даже живой. Больше не пишет. Его матушка, у которой он прожил всю свою взрослую жизнь в меблированных комнатах на Манхэттене, недавно умерла, и он только-только начал высовывать нос из норы».
Я был ошеломлен. Сидел только что и говорил с самим Корнеллом Вулричем, одним из моих самых первых писателей-кумиров,– и сам того не знал! Захотелось снова найти его в этой набитой народом квартире и просто побыть с ним еще немного.
Мои собеседники посмеялись над моим восторгом, но затем пришли в некоторое замешательство. Ханс сказал:
–Не помню, чтобы я его здесь видел. Где он?
Я их отвел к мягкому креслу в глубине комнаты, а старика там не было. И нигде в квартире не было. И никто больше с ним не говорил. И я его больше никогда не видел. И потом я узнал, что он умер вскоре после этого вечера.
До сих пор я чувствую, что было что-то необычное и судьбоносное в моей встрече с Вулричем. Он вряд ли мог знать, кто я, а если бы и знал, наверняка ему было бы все равно. Но мы говорили о писательском ремесле, и я был единственный, кто в тот вечер его видел или с ним говорил,– в этом я уверен. Видимо, никто больше не приметил его в той людной квартирке на Манхэттене.
Я определенно не верю в привидения, астрологию, НЛО или любую другую чушь, которой люди заменяют способность смотреть в глаза реальности. Но с того времени, как я оставил Вулрича в мягком кресле, и до того, как я вернулся, единственный выход из квартиры постоянно был в поле моего зрения, и старик никак не мог уйти незамеченным.
Много лет я думал о том вечере в Нью-Йорке. И однажды сел и написал первые две страницы вещи, которую озаглавил «Усталый старик». Я собирался облечь рассказ об этом вечере в художественную форму и отдать дань уважения писателю, чьи слова так сильно на меня повлияли.
Но эти две страницы отправились в папку набросков и там остались на шесть лет, до июня 1975-го. Я тогда писал другую вещь, идея которой у меня возникла раньше. В поисках напоминаний о ней я случайно наткнулся на две страницы «Усталого старика». Не зная даже почему, не совсем понимая, что делаю, я вдруг продолжил работать над этим давно начатым рассказом так, будто никогда его и не откладывал.
И насколько невозможно было написать его тогда, потому что я не знал, как его писать, настолько легко оказалось начать прямо со следующего предложения –будто последнее слово предыдущего было написано секунду назад; ия погнал дальше, и дописал весь текст за один присест.
Марки Штрассер в рассказе –это Корнелл Вулрич.
По крайней мере, именно он вдохновил меня на создание персонажа, потому что самого Вулрича в тексте не должно быть, а это… ну это то, о чем, собственно, вещь написана, как вы увидите… я только хотел, чтобы вы узнали, как появился «Усталый старик»: впамять того давнего-давнего вечера призраков, ну и как частичный ответ на вопросы: «Где вы берете идеи?» и «Какая ваша любимая вещь?»
Вот вещь, озаглавленная.
Человек, который пригнал корабль Христофора Колумба к берегу
ЛЕВЕНДИС: Во вторник 1 октября он, неправдоподобно одетый скаутом-исследователем, с торчащими из коротких штанин волосатыми ножищами и с богатой орденской колодкой на груди, помог старой черной женщине, страдающей артритом, перейти улицу на оживленном углу Уилшир и Вестерн. На самом деле она не хотела переходить улицу, но он ее то подталкивал, то тащил, и старуха орала на него, обзывая на каждом шагу ублюдком в мундире.
ЛЕВЕНДИС: В среду 2 октября он, аккуратно положив ногу на ногу, сидел в кабинете бостонского психиатра, следя за тем, чтобы стрелки на его брюках –а он был в старомодной визитке и брюках с полосками, какие носили послы,– все так же остры, и говорил Джорджу Аспену Девенпорту, Д.М., Д.Ф., члену АПА
[137] (который учился с Эрнстом Крисом и Анной Фрейд): «Да, именно так, вы правильно поняли». А доктор Девенпорт сделал пометку в блокноте, деликатно кашлянул и попытался сформулировать сказанное этим странным человеком иначе:
–У вас рот… исчезает? То есть именно рот, ротовая щель, находящаяся ниже носа,исчезает?
Потенциальный пациент быстро закивал, лучезарно улыбаясь:
–Именно так.
Доктор Девенпорт сделал еще одну пометку, прикусив изнутри собственную щеку, и повторил в третий раз:
–Мы сейчас говоримхе-хе, придерживаясь вашей идиомы,говорим о ваших губах, или языке, или нёбе, деснах, зубах,или же…
Второй человек выпрямился с очень серьезным видом:
–Мы говорим об этом обо всем, доктор. Все целиком, полностью, сама щель и все вокруг нее: над, под и в середине. Рот, весь рот как целое –исчезает. Что именно в моих словах удивляет вас?
Девенпорт неопределенно похмыкал секунду, потом сказал:
–Позвольте я кое-что проверю.
Он встал, подошел к книжной полке из тикового дерева и стекла возле окна, выходящего на оживленный людный парк Бостон-Коммон, и вытащил увесистый том. Полистал его пару минут и наконец остановился на нужной странице, придержав ее пальцем. Обернулся к элегантному седому джентльмену в кресле для пациентов и сказал:
–Липостомия.
Потенциальный пациент наклонил голову набок, как собака, прислушивающаяся и раздумывающая, и выжидательно поднял брови, будто спрашивая: да, а что такое липостомия?
Психиатр подошел к нему с книгой, нагнулся и показал определение:
