На следующий день редакторша позвонила в истерике. Да что я себе позволяю по отношению к старому человеку! Да у него же сердечная недостаточность! Да что я, с ума сошел, что ли?
Ну, я, конечно, написал генеральному письмо. У меня только недавно умерла мать от сердечной недостаточности, и мне казалось, что из самых лучших побуждений его следует ознакомить со статистикой сердечной недостаточности, со списком лучших специализированных больниц и приложить ксерокопию статьи из журнала Американской медицинской ассоциации о последних исследованиях в области кардиостимуляторов,в общем, все, что может вдруг срочно понадобиться человеку, озабоченному собственным здоровьем. Это я не стал писать на бланке Донни Осмонда. Там, где речь идет о серьезных вещах, фривольного тона следует решительно избегать.
Надо отдать ему должное –генеральный оказался серьезным противником. Кремень старик; не поддавался. Я даже почувствовал растущее к нему уважение за такую стойкость перед безобразными выходками.
Редакторша позвонила еще раз. В слезах. Много раз было сказано «ради бога». Я ответил, что для этого нужно всего лишь письмо с обещанием вернуть мои права. Она сказала, что попробует еще раз. Ответ: БЭГ.
Даже я уже готов был уступить, боясь зайти Слишком Далеко, но тут мне совершенно случайно представилась возможность перейти к фазе десять –гораздо более ужасной, чем все предыдущее.
У меня дома расплодились мешотчатые крысы. Эти мелкие твари вылезали каждое утро –и съедали все, что не могло от них удрать. Я обратился в компанию по дератизации и после колоссальных расходов обнаружил, что они тоже ни черта сделать не могут. Но одну из этих тварей мы добыли. Она торчала, наполовину вылезши из норы, мертвее, чем забота о бедных в программе Рейгана. Зубы оскалены, когтистые лапы скрючены в предсмертной судороге, глаза закачены под лоб, белки вылезли. Нас, ребята, самих замутило.
И эту дохлую крысу я отправил директору.
Самой медленной почтой. С приложенным к ней тошнотворным рецептом Теда Когсуэлла: жаркое из мешотчатой крысы в собственном соку. Самой медленной почтой. Недельки за две она добралась до издательства. Мне говорили, что уже на узловой станции Чикаго она была –как бы сказать –элегантна. То, что Пазолини называл Mondo Pukeo. Редакторша позвонила. Говорила неразборчиво, но страстно. Кипятилась насчет того, что пришлось окуривать весь почтовый офис издательства. Через три дня мне вернули права на книгу. Берегите Бомбу (или крысу) до последнего момента.
ПРАВИЛО НОМЕР СЕМЬ: объект вашей мести неизбежно сам предоставит вам возможность поквитаться.
Они делают ошибки. Знал я человека, которому досаждал один паразит дурацкими телефонными звонками примерно полгода. Пять-шесть раз в сутки. Вытаскивал его из-под душа, отвлекал во время любовного экстаза, мешал работать, будил в четыре часа утра, доводя всю семью до белого каления. Мужик этот стиснул зубы и ждал. И наконец, что было неизбежно, паразит ошибся и, позвонив за счет вызываемого, назвался каким-то именем, которое жертва знала. Мужик наш звонок принял, понял, что это тот самый паразит, попросил оператора подержать линию, узнал, с какого номера его вызвали, через друзей в телефонной компании узнал, что это частная школа в Колорадо-Спрингс, тут же туда позвонил и какой-то ученик ответил ему: «Да, только что с этого телефона говорил Джимми Х (фамилия вымышленная)».
Мой знакомый полетел ближайшим рейсом в Колорадо, взял напрокат машину, приехал в школу, нашел этого пацана и выбил из него дурь.
Вот такое было отмщение.
ПРАВИЛО НОМЕР ВОСЕМЬ: мало просто поквитаться, следует получить с лихвой. С процентами в качестве компенсации за моральный ущерб, дискомфорт, плохое самочувствие, утрату самоуважения.
Это правило связано с ПРАВИЛОМ НОМЕР ДЕВЯТЬ: девиз мстителя –око за око. Если у вас украли часы, не стреляйте похитителю в лоб. Это перебор. Однако, получая око за око, можете еще прихватить веки –в качестве процентов.
И наконец, ПРАВИЛО НОМЕР ДЕСЯТЬ –самое, ребята, важное. Есть люди, с которыми вообще нельзя связываться.
Я терпеть не могу жену одного из своих друзей. Не только потому, что она того стоит, но еще и за то, во что она превратила моего друга. И все же пусть мне лучше волосы в носу спалят зажигалкой, чем я с ней свяжусь. Даже выиграй я войну, в могилу я сойду с ее зубами на моем горле.
Никогда не давайте страсти мщения застить вам глаза и помешать оценить ситуацию. Есть люди, настолько погруженные в прошлое, настолько ушедшие в свою память по ведущей вспять шелковой нити, что им никогда не избавиться от живущих в этой машине времени теней.
Это те, кто никогда не перестанет искать доктора Менгеле. Они мыслят, как ниндзя. Они опасны и не знают удержу. Есть мальчики, у которых убили собак, и разумный человек в своей жажде мести никогда не должен забывать об их примере.
Потому что эти люди на самом деле обречены жить в вечном огне. Забивая гвозди, они несут и стигматы собственных ран. И если о них можно сказать доброе слово, то лучше всего это сделать словами покойного Геральда Керша, который писал: «…есть люди, которых ненавидишь, пока не увидишь сквозь щель их брони нечто, пригвожденное к столбу и скрюченное вечной мукой».
Горечь в моем голосе (выпуск 55) (19 декабря 1982 года)
Его убили, потому что ему было больше всех надо. Никому, кроме себя, он вреда не нанес, и нет сомнения, что рвение завело его куда дальше, чем допускается социально приемлемым поведением, но смерть его навлекает позор на нас как на народ, потому что показывает: издравый смысл, и сочувствие из нашего национального характера выбили настолько, что разрывается сердце. Мы оказались ничуть не лучше Ричарда Никсона, который подошел к окну Белого дома, увидел на улице сотни тысяч протестующих, усмехнулся и пошел досматривать Суперкубок.
Я назову вам его имя, потому что две недели прошло со среды восьмого декабря, и вы уже все забыли. Его звали Норман Майер, он был безумный святой и любил нас так сильно, что умер за наши грехи.
Он –тот человек в синем комбинезоне и мотоциклетном шлеме, который в 9:30 по североамериканскому восточному времени подъехал к главному входу мемориала Джорджа Вашингтона на своем фургоне «форд» 1979 года выпуска, вышел из машины и начал десятичасовую гуманистическую акцию, которая разрешилась в 19:23 его напрасной смертью.
На борту его фургона был крупными буквами написан лозунг: НАШ ПРИОРИТЕТ: ЗАПРЕТИТЬ ЯДЕРНОЕ ОРУЖИЕ.
Он проехал мимо смотрителей парка, чуть раньше чем за две недели до Рождества –времени празднования рождения Христа,– и дал одному из тех, кто выбежал к нему, конверт, на котором было написано, что он решительно настроен говорить только с каким-нибудь репортером. Смотрителю он сказал, что у него в фургоне тысяча фунтов тротила, и если мы не начнем «диалог национального масштаба» об угрозе ядерных бомб, то он вот этот пятьсотпятидесятипятифутовый обелиск превратит в «кучу камней». Рукой в перчатке он держал нечто, что в телевизионном репортаже с места событий все время называлось «зловещим черным пультом».
