На вывеске было всего одно угрожающее слов: «ЕШЬТЕ».
Алма медленно повернула голову к Кину, пока тот сбавлял скорость.
–Здесь? Ты думаешь, они станут нас обслуживать?
Он почесал подбородок, а потом тут же вернул руку на руль. На подбородке у него выросла щетина, но после целого дня за рулем трудно сохранить идеальный внешний вид.
–Не знаю. Но, думаю, накормить-то они нас должны. Нельзя же выгонять людей в такую ночь.
Алма тихо усмехнулась. Он все еще оставался цветным парнем из большого города.
Они свернули на занесенную снегом парковку, и Кин аккуратно объехал две огромные фуры, стоявшие рядом со входом. Теперь массивные машины уже не скрывали мигавшую перед ними вывеску, на которой было написано: «МОТЕЛЬ БЕСПЛАТНОЕ ТВ ДУШ», а внизу зеленой неоновой змейкой красовалось: «СВОБОДНЫЕ НОМЕРА».
Фуры были громадными и напоминали спящих великанов, окутанных снежными одеялами. Метель продолжала усиливаться. Ветер стремительно кружил над маленьким зданием, словно ночной поезд, мчащийся в никуда.
Кин остановился, какое-то время они сидели в машине, а стекла между тем запотевали.
Алма взволнованно хмурила брови, ее лежавшие на коленях руки в вязанных перчатках были сцеплены в замок.
–Нам подождать здесь, пока ты все выяснишь?
Он покачал головой.
–Мне кажется, будет лучше, если мы пойдем все вместе. Это может тронуть их сердца.
Они разбудили Реймонда и Пэтти. Малышка села и зевнула, а потом начала ковырять в носу без какого-либо стеснения, как и все только что проснувшиеся дети. Она что-то забормотала, но Алма успокоила ее, сказав, что они остановились перекусить.
Пэтти довольно отчетливо произнесла:
–Мама, я хочу писать.
На секунду они все немного расслабились, но потом осознали, чем это могло обернуться. Еще одной сложностью.
«Что ж, не будем падать духом,– с горькой иронией подумал Кин и невольно начал читать про себя молитву.
Когда они открыли двери машины, резкий порыв ветра налетел на них, тут же унося все то тепло, которое им удавалось сохранять внутри салона. Дети начали дрожать, а с губ Алмы невольно сорвался тихий крик, едва различимый сквозь завывания ветра и стену непрерывно падавшего снега.
–Пошли!– крикнул Кин, схватил на руки Пэтти и устремился ко входу в мотель-ресторан.
Он быстро добежал до двери и, повернув ручку, распахнул ее. Алма вошла следом и захлопнула дверь, как только Реймонд тоже оказался в помещении. Какое-то мгновение они стояли неподвижно, все еще не придя в себя после колючего холода снаружи, но затем мигом опомнились.
Они вчетвером замерли посреди ресторана, а все, кто находился в зале, медленно повернули головы и уставились на них.
Кин почувствовал, как личинки ужаса покинули свой дом и поползли искать другое теплое местечко. Они ползли прямо к его мозгу, и он заметил, что все в ресторане, не сводили с них взглядов. Он знал, что видели эти люди: ниггера, женщину ниггера и двух маленьких негритят.
Он вздрогнул. И не только от холода.
Алма за его спиной тяжело вздохнула.
Затем бармен положил на стойку из огнеупорной пластмассы свои толстые руки, нахмурился и проговорил очень медленно, чтобы избежать какого-либо недопонимания:
–Извини, приятель, мы не сможем вас обслужить.
Затем все слабые надежды, что хотя бы на этот раз в такой важный момент все будет иначе, что хотя бы сейчас кто-нибудь спустит все на тормозах, рассеялись. Его ждало очередное сражение в войне, которая никогда еще по-настоящему не велась.
–Погода очень плохая,– сказал Кин,– мы надеялись съесть здесь чего-нибудь горячего и согреться. Мы ехали весь день из самого…
Бармен перебил его и заговорил с четким средне-западным акцентом, в котором не было и капли южной протяжности.
–Я же сказал: извините, но мы здесь не обслуживаем нигров.– Последнее слово он произнес как нечто среднее между «неграми» и «ниггерами». Его голос стал жестче.
Кин уставился на этого человека. Что он вообще был за человек?
Толстая шея поддерживала коротко стриженую голову. Его лицо напоминало какое-то расплывшееся бесцветное пятно на ножке мухомора. Широкие плечи бугрились под клетчатой рубашкой, а руки –просто гора мускулов. Кин был уверен, что с барменом он сможет справиться.
Но были и другие. Четверо мужчин –очевидно, водители грузовиков. Они носили кепки с приподнятым козырьком, их глаза горели любопытством, а значки профсоюза на кепках отражали верхний свет.
В конце барной стойки сидели мужчина и женщина. Пухлое лицо женщины презрительно морщилось. Она была, без сомнения, южанкой. Только они умеют смотреть на тебя как никто другой. И от них, казалось, всегда пахло свиной требухой и помадой.
Как раз в этот момент из кухни появилась официантка с тарелкой, на которой лежали стейк и жареная картошка. Она смущенно остановилась посреди дороги и уставилась на новоприбывших. Странно дернув головой, она повернулась к бармену.
–Эдди, мы их не обслуживаем,– сказала она таким тоном, словно он этого не знал.
–Именно это я и пытаюсь им втолковать, Уна. Видишь ли, приятель, мы… эм… мы не обслуживаем таких, как ты. Можешь заправиться, но ничего больше.
–Там настоящая зима,– сказал Кин.– Моя жена и дети…
Бармен наклонился под стойку и извлек что-то оттуда.
–Кажется, приятель, у тебя плохо со слухом? Я же сказал, мы не станем иметь с тобой дело.
–Нам еще нужна комната, чтобы переночевать,– храбро вставила Алма, не в силах сдержать дрожь в голосе. Она знала, что ничего не добьется, но все равно решила вынудить их –пусть уж откажут во всем, не только в жалкой еде. Кин поморщился от этой ее несуразной игры.
–Я же сказала, валите отсюда!– завизжала официантка. Ее лицо исказилось от ярости. Что возомнили о себе эти черномазые?
–Успокойся, Уна. Успокойся. Они уже уходят. Верно, приятель?– Он вышел из-за барной стойки, небрежно держа в левой руке бейсбольную биту.
Кин отступил назад.
Он мог ввязаться в драку с этим здоровенным клоуном, возможно, даже вышибить ему мозги, но им все равно не дали бы еды и ночлега, и заночевать пришлось бы в холодной камере… или вернуться обратно к машине и холоду.
В данных обстоятельствах мало что можно было предпринять.
–Пойдем, Алма,– сказал он, нащупав за спиной дверную ручку и распахнув дверь. Холод обрушился на них резко и внезапно, словно кобра, и он почувствовал, как его зубы крепко сжались от досады и боли.
Бармен наступал на них, держа биту в своих толстых, похожих на большие изогнутые сосиски руках.
–Валите по-хорошему, а то могу и наподдать.
