–Крис, мы должны уходить,– сказал он ей.
Она протянула руку и дотронулась до него, щелкнула по нему своими длинными, острыми, грязными ногтями. Он зазвенел, словно хрусталь. Джона сидел на корточках на балках чердака, словно горгулья, и спал. На подбородке у него виднелось зеленое пятно, а из когтистой лапы торчало что-то волокнистое.
–Крис, пожалуйста,– настойчиво сказала он.
В голове гудело.
Уши чесались.
Крис всосала последние остатки нежной вкуснятины из черепа замолкшего маленького существа и лениво почесала волосатой лапой свое дряблое тело. Она села на корточки и подняла длинную волосатую морду.
Руди бросился наутек.
Он бежал вприпрыжку, а его костяшки касались пола чердака, пока он спасался бегством. За спиной у него рычала Крис. Он спустился на второй этаж, потом –на первый, где попытался забраться на кресло около камина, чтобы посмотреть на себя в зеркало при лунном свете, проникавшем через грязное окно. Но на подлокотнике сидела Наоми и ловила языком мух.
Он все равно в отчаянии забрался, так ему хотелось взглянуть на себя. И когда оказался перед зеркалом, то обнаружил, что стал прозрачным, и внутри у него ничего нет, а уши заострились и покрылись шерстью, глаза же были огромными, как у долгопята, и отраженный свет причинял ему боль.
Потом он услышал рычание где-то внизу, у себя за спиной.
Маленький стеклянный гоблин обернулся, а оборотень встал на задние лапы и дотронулся до него, отчего гоблин зазвенел, как дорогой хрусталь.
И оборотень спросил почти равнодушным голосом:
–Тебя что-нибудь заводит, кроме любви?
–Пожалуйста!– взмолился маленький стеклянный гоблин, и в тот же момент огромная волосатая лапа ударила по нему и разбила на миллион переливающихся радужными огнями осколков, и те разлетелись в расширенном сознании маленькой, замкнутой вселенной Холма. Ударяясь друг о друга, они пронзительно жужжали и звенели в темноте, которая начала просачиваться сквозь безмолвные деревянные стены…
В мышином цирке
Король Тибета сношал толстую женщину. Он погрузился в желейную нору еще тысячу лет назад и пока трахал ее, мягкий розово-белый кролик в жилете и гетрах время от времени начинал дрожать всем телом и внимательно смотрел на свои карманные часы, закрепленные на тяжелой золотой цепочке. Белая женщина была мягкой, как нутряное сало, а ее маленькие глубоко посаженные черные глазки смотрели из-под выступающих надбровных дуг. Белая стерва издавала стоны нереализованного экстаза, отчаянно стараясь все-таки достичь оргазма, но понимая, что ничего не получится. Потому что она никогда его не испытывала. Королю Тибета отчаянно хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, в одиночестве, и заняться чем-нибудь другим.
Земля снаружи мерцала, волны страха спускались с горных вершин вдалеке и рябью пробегали по ней. На вершинах гор седые сморщенные старики размышляли о способах и средствах, о заклинаниях и чудесах, о причинах и основаниях… игнорируя всех на свете… и распространяя все новые волны страха на далекие земли. По ночам земля покрывалась складками и начинала дрожать от ужаса, намного более сильного, чем все предыдущие страхи, через которые ей доводилось проходить.
–Который сейчас час?– спросил он и не получил ответа. Тридцать семь лет назад, когда Король Тибета был еще мальчишкой, на свете жил одноногий мужчина, который очень недолго считался его отцом, и выполнявшая роль его матери женщина, в чьих жилах текла негритянская кровь.
–Чарльз, ты можешь быть кем угодно,– говорила она ему.– Кем только захочешь. Человек может стать кем угодно. Дядюшкой Виггили
[18], Джомо Кениатой
[19], Королем Тибета, если тебе так захочется. Светлая ли у тебя кожа, Чарльз, или темная, это ничего не значит. Просто иди своей дорогой, будь хорошим человеком, поступай по-совести. Это все, что ты должен запомнить.
Король Тибета переживал трудные времена. Толстые белые женщины и дешевый одеколон. Вот такая вот фиговина, он совсем запутался. Когда он был щеголем, то предпочитал относиться ко всему поверхностно, и к нему относились соответственно. Опустившись на дно, он отбывал свой срок.
–Мне пора,– сказал он ей.
–Не сейчас. Давай еще немножко, пожалуйста.
И он остался. Из Камелота не дул ветер, и развернутые флаги безвольно повисли, он остался и продолжил страдать. Наконец она отпустила его из своих объятий, и Король Тибета простоял под душем сорок минут. Очищался, поливал водой свою золотистую кожу, но никак не мог отмыться. Вымытый и надушенный, он все равно знал, что от него продолжало пахнуть вомбатом, мускусом из прихожей, зерном из амбара, вредоносной жидкостью из ненужных пробирок. Но если он –белая мышь, то почему же не видел колеса, по которому должен бежать?
–Слушай, милая, мне нужно пять соток баксов. Знаю, мы только начали встречаться, но прямо очень надо.
Она пошла, щелкнула своим кошельком и вернулась.
За то, что она сделала это, он возненавидел ее особенно сильно. Лучше бы отказала.
И в ее прошлом он знал, что не станет частью ее обозримого будущего.
–Чарли, когда я тебя снова увижу?
Никогда, незнакомка!
Его уносит прочь сверкающий своей серебристой плотью кадиллак –это большая и красивая свиноматка с колесной базой в сто двадцать дюймов (и все это великолепие было куплено за счет его семени!); богоподобный «Эльдорадо» мощностью в 400 лошадиных сил с объемом двигателя в безрассудные 440 кубических дюймов летит так, словно и не весит более 4550 фунтов, везет… вез… Чарли… Короля Тибета. Золотисто-коричневого, отмытого, насколько ему удалось отмыться; унего пять сотен причин уехать отсюда подальше и пять сотен возможностей. Мчаться и мчаться, чтобы вырваться наружу.
Король Тибета, который вечно оставался внутри, рвется наружу.
Мимо проносятся Манхэттен, Джерси-Сити, Нью-Брансуик, Трентон. В Норристауне после ланча в дорогом ресторане Чарли остановился на углу улицы, услышав тихий окрик из почтового ящика. Он открыл крышку ящика, и в темноте перед ним возникла голова и плечи маленького мальчика в свитере и галстуке.
–Ты должен мне помочь,– сказал мальчик.– Меня зовут Бэтсон. Билли Бэтсон. Я работаю на радиостанции «WHIZ», и если я смогу вспомнить правильное слово и произнести его, то случится нечто чудесное. Там что-то про мудрость Соломона, силу Геракла, стойкость Атласа, могущество Зевса… а дальше не помню.
Король Тибета медленно, но настойчиво затолкал голову мальчика обратно в почтовый ящик и ушел.
Рединг, Гаррисберг, Маунт Юнион, Алтуна, Нэнти-Гло.
