–Мистер Файфер просил меня передать вам, это меньшее, что он может сделать.– Впереполненной комнате длясвиданий оба сидели надеревянных табуретах, между ними шла перегородка высотой попояс. Честер был всвоем мятом костюме, Эддисон всерой робе.– Он, поего словам, хочет что-нибудь сделать дляблизнецов.
–Близнецам его деньги ненужны.
–Нокогда-нибудь могут понадобиться. АФайфер никогда непоносил вас ине превращал вкозла отпущения, покрайней мере публично. Многозначительное молчание.
–Однажды, вмолодости, явытащил его изводы. Он проникся.– Эддисон протер ладонями глаза.– Нет, продайте дом кому-нибудь, кто неФайфер. Извещей продайте все, что можно продать, аостальное выбросьте.
–Все? Там нет ничего, связанного своспоминаниями? Несохраните дляблизнецов ничего напамять оматери?
–Ничего.
Когда Эддисон вышел (нашесть месяцев раньше, благодаря упорным стараниям Честера Файна), ему выдали сорок три доллара ишестьдесят шесть центов, лежавшие наего счету влавке. Он опустил их внагрудный карман. Извещей унего была только тощая картонная папка, крепко перевязанная веревкой.
НаЦентральном вокзале Честер Файн пожал ему руку, пожелал удачи, выразил надежду, что они еще свидятся, вручил билет напоезд и, приподняв шляпу, ушел. Эддисон осмотрелся. Ввысокие окна величественно падал бледный свет. Надокнами намирном сине-зеленом небе виднелись изысканные знаки зодиака инемногочисленные звезды. Поднастоящими звездами он стоял более девяти лет назад.
Великолепный мраморный пол вестибюля, проходы усеяны людьми. Люди торопились, грохотали, какразбросанные шарикоподшипники. Их множество, спешка, благополучие, свобода дезориентировали, даже пугали. Эддисон привык кпостоянному надзору инеосознанно полагал, что, вернувшись вмир, все еще будет знаменитым капитаном-трусом «Джозефины Этерны». Он ждал уворот Синг-Синга улюлюкающие толпы, ждал узнавания, оскорблений, гдебы ниоказался. Новместо этого увидел суетливых, равнодушных незнакомцев. Поднарисованными звездами, ощутив тошнотворную волну радости, он понял: его забыли.
Эддисон купил бутерброд светчиной, опустил сорок долларов Ллойда Файфера вкружку попрошайки, спустился втуннель исел наэкспресс доЧикаго. Прождав почти целый день, неосмелившись выйти изздания вокзала, он занял место впоезде иотправился вМиссулу.
* * *
Ясная, теплая ночь, яркая, почти полная луна. Уоллес Грейвз ждал настанции. Он прихватил ссобой одну издомашних собак– черно-белую, длинноногую,– итеперь оба смотрели, какна путях растут огни паровоза, ислушали усиливающееся шипение. Выбросив волну жара изаскрежетав тормозами, подъехал локомотив. Вскользящих, замедляющихся прямоугольных рамках желтого света люди стояли, надевали шляпы, подхватывали вещи. Открылись двери, сошли пассажиры, носильщики навалили сундуки натележки. Уоллес выхватил наперроне сутулую, высокую фигуру Эддисона. Он поднял руку, иЭддисон кивнул, какбудто поздоровался сознакомым, ане сбратом, какбудто встреча небыла завершением почти двадцатилетней разлуки. Обняв его, Уоллес почувствовал, что прижимает кгруди очень крупный скелет.
–Где твой багаж?– спросилон.
Эддисон наклонился поздороваться спсом.
–Уменя ничегонет.
–Новотже.– Уоллес указал натонкую картонную папку подмышкой Эддисона.– Чтотам?
Эддисон прокашлялся:
–Твои письма, фотографии, что ты присылал. Итвои рисунки детей.
Эддисон ниразу непоблагодарил задесятки портретов, посылаемых Уоллесом, итот полагал, что все они пропали натюремных свалках. Это были всего лишь почеркушки, наброски наскорую руку чернилами иакварелью, ивсеже мысль огибели любых его изделий приводила младшего Грейвза вбеспомощный ужас. Итеперь привиде аккуратно перевязанной тонкой картонной папки унего свело горло.
Когда Эддисон ушел изотчего дома, чтобы провести жизнь наморе, Уоллес был маленьким мальчиком, отстоявшим отбрата надесять лет инесколько безымянных надгробий подореховым деревом. Мертворожденные. Одиннадцать лет спустя, удрав отнеразговорчивых родителей исвыматывающей все силы семейной фермы, он отправился поадресу, который царапал вверхнем левом углу Эддисон, надписывая свои короткие ежегодные письма.
Дом красного кирпича недалеко отГудзона. Эддисон уже вюности был замкнут инепроницаем, однако пустил Уоллеса жить посреди скудной обстановки идиковинных сувениров издальних стран. Он даже оплачивал художественную школу брата.
Уоллес кивнул:
–Пойдем. Сюда.
Длинный серый «Кадиллак», предмет особой его гордости, был припаркован перед зданием вокзала. Машина появилась унего вовремя Великой светлой полосы 1913года, втот месяц, когда Уоллес играл подряд вовсех шахтерских городках ивыиграл нетолько «Кадиллак», ноизолотой песок, позволивший ему посетить все бордели, мимо которых он проходил, апотом еще купить дом. (Мудрое оказалось решение– поместить средства вдом перед Великой черной полосой 1915года.) Уоллес неполенился поставить машину подфонарем, чтобы Эддисон мог получше рассмотреть ее ивосхититься– еще блестящая черная отделка, откинутый верх, толстые шины сглубоким протектором (так хорошо выезжать напленэр), передние изадние сиденья изчерной кожи, отдуши расцарапанные собачьими когтями.
–Мэриен внее влюблена,– сказал Уоллес.– Она забавная. Все время торчит наулице, полирует что-то, возится смотором. Бывая умеханика, яее тоже высаживаю, чтобы она видела.
–Ты писал.
–Просто ты ниразу неответил.– Уоллес элегантно открыл пассажирскую дверь, жестом пригласив брата занять место вмашине. Первым назаднее сиденье змеей забрался пес.– Тебе, должно быть, нетерпится увидеть близнецов. Они хотели поехать сомной, ноярешил, нестоит наваливаться натебя толпой. Влюбом случае уже поздно. Они будут спать, ноты сможешь заглянуть кним. Когда нехолодно, они спят наверанде. Ну, когда неопасно холодно.
–Знаю.– Эддисон захлопнул дверь.– Ячитал письма.
–Ноне отвечал.– Уоллес обошел машину исел наводительское сиденье.– Хотя спасибо за… ну… финансовую поддержку. Она пришлась очень кстати.– Он включил мотор иотъехал оттротуара.– Додома недалеко. Япригрозил Джейми иМэриен страшными карами, если они разбудят тебя утром. Они ужасно рано встают. Идо самого вечера привыкли развлекаться сами. Ходят наречку, вгоры. Даже незнаю куда. Надеюсь, это незвучит так, что яне уделяю им достаточно внимания: еслибы яи попытался, то несмогбы их остановить. Обычно они берут лошадь. Ты водишь?
–Нет.
–Наморе особо ине нужно.
–Втюрьме тоже.
–Наверно, нет. Ты быстро научишься. Япокажу. Мэриен уже умеет, только пока неможет жать напедали исмотреть выше руля одновременно. Илиодно, илидругое. Джейми меньше хочет чему-то учиться, он менее упорен, ябы сказал. Обычно пропускает Мэриен сее увлечениями вперед. Небудет пихаться локтями. Он… ну, нежный, чтоли. Увидишь. Авождение… кактолько освоишь, будешь передвигаться сам. Можем даже приискать длятебя машину. Ядумаю, тебе понравится…
