Поднеся клицу запястье, она смотрит начасы. Шесть семнадцать. Эдди сказал, что приедет намашине изФлориды. Ему охота попутешествовать. Ещебы тебе было неохота, ответила Мэриен потрескучему межгороду. Полет составит двадцать три тысячи морских миль, плюс-минус.
Вписьме трехнедельной давности Эдди написал, что приедет сегодня, тридцатого июня, вшесть тридцать вечера, и, поскольку он штурман, она ему поверила.
Мэриен перекатывается набок, разглаживает страницу иберет ручку. Она пишет редко, робко, собирая разрозненные мысли настраницу, каккрошки. Она удивлена, что вообще пишет. Она неможет себе представить, какее каракули (действительно каракули, почерк унее ужасный) когда-нибудь превратятся внастоящую книгу, ночто-то неоформленное, неизмеримое заставляет ее тянуться кручке.
Ядумала– чаще, чем следовало,– возможноли совершить полет водиночку. Безумная мысль, ноявсе кручу ее, пока разум невстает надыбы ине говорит: нет, ты несможешь.
Яне хочу сказать ничего плохого проЭдди; никого насвете ябы непозвала соткрытым сердцем. Мысль отом, чтобы лететь одной, должна пугать меня, ведь одиночный полет означает смерть, но, воображая его, яиспытываю нестрах, алишь тоскливое желание. Значитли это, что яхочу умереть? Нет, врядли. Ночистое, абсолютное одиночество– аименно так мы уходим измира– притягивает. Наверное, одиночный полет мне видится максимально чистым экспериментом. Нозачем? Опять тот вопрос Матильды. Причина, каккамешек, докоторого недотянуться, неподвижный, неразличимый, мелкий, интересный только своей недосягаемостью.
Аможет быть, проблема втом, что штурманом яхочу только Эдди, новместе стем вообще нехочу сним сходиться.
Три быстрых, громких гудка клаксона.
* * *
Что она напоследок говорила Рут вгостинице «Полигон»? Мэриен точно непомнит– успокоительные таблетки врача излагеря Калеба оказались сильнодействующими,– ноужасно боится, какбы некрикнула: «Уходи!» Горе сделало ее жестокой. Ей казалось необходимым причинить Рут боль, тадолжна была увидеть, что она оставляет Калеба, аее прогоняет. Гибель Джейми стала прямым наказанием заглупость иэгоизм, позволившие Мэриен радоваться ее уголку войны, ее внем свободе, аРут нерасторжимо сэтим связана.
Мэриен ответила написьмо Рут, хоть далеко несразу. Письмо вернулось. Всентябре сорок четвертого года вСеверной Каролине самолет Рут загорелся привзлете иразбился. «Она погибла,– сказала Мэриен Молния, когда они встретились вХамбле.– Мне жаль. Язнаю, вы дружили».
Мэриен уставилась наМолнию, уверенная, что сейчас упадет, нопочувствовала лишь давление, тяжесть, апотом ничего. Гибель Джейми разодрала, разорвала ее, иона перестала быть герметичной; эмоции вытекли, оставив пустоту. Так прошло ее горе поРут– она была слишком разбита, чтобы его удержать. Ночувство вины осталось. Впервые стех пор, какначала летать, Мэриен ненаходила никакого утешения всвоей предназначенности небу. Она забирала полетные задания, коллекционировала самолеты, перегонялаих, куда велели. Ее угнетало собственное существование.
После ухода Калеба свойсками Мэриен принялась копить деньги, незная зачем. Забросила мопед, ездила наавтобусе. Выехала из«Полигона» ипоселилась вдешевой конуре. Сначала отступления немцев ей стали перепадать полетные задания вЕвропу, иона пустилась вмелкую контрабанду. Если летела вБельгию, оставляла парашют ивместо этого набивала сумку банками скакао, накоторое невводили ограничений вАнглии, нокоторого нехватало освобожденным бельгийским пекарям. Она продавала какао ипокупала то, что было ограничено илинедоступно вАнглии– сахар, одежду, кожгалантерею,– апотом продавала их начерном рынке вБритании.
После гибели Рут Мэриен поняла, зачем начала копить: она нехотела прежней жизни, ноне могла представить новой. Деньги требовались длятого, чтобы купить время впромежутке.
* * *
Неуспела она открыть дверь, какЭдди хватает ее иначинает раскачивать, какязык огромного колокола, вперед-назад, благовест. Когда ставит ее обратно, она щурится насолнце, пытаясь понять, изменилсяли Эдди. Прошло шесть лет. Большой нежной рукой он дотрагивается доее стриженых волос:
–Ты только посмотри.
–Ты надве минуты раньше.
–Вероятно, часы спешат.
–Твой?
Убордюра сверкает ярко-синий двухместный «Кадиллак» соткидным верхом. Полированные длинные изгибы, кажется, выдул ветер.
–Подарок самому себе вчесть возвращения домой. Сторговался состарым приятелем. Избавлюсь перед полетом.
Она замечает легкую печаль наего лице.
–Ненадо! Поставь нахранение.
–Нет, яне хочу, чтобы ей было одиноко. Ладно, дай мне занести сумки.
Вдоме они слишком оживленно болтают отекущих событиях, остоль недавнем прошлом, оно еще неосело– взбаламученный кильватер. УЭдди загорелые длинные крепкие предплечья иквадратное лошадиное лицо. Он говорит, ехал неторопясь, понастроению сворачивал иделал крюки. Все тоже приветливое обаяние, ночто-то изменилось, что-то неуловимое, носплошное. Он напоминает Мэриен разбившуюся статую, которую потом склеили: форма таже, нопо поверхности паутинкой бегут трещинки.
Мэриен рассказывает, какради поддержания формы перевозит грузы. Она всегда вконце списка, ей недают пассажирские самолеты, поскольку примысли оженщине заштурвалом люди начинают нервничать. Ничего неимеет значения: нитысячи налетанных часов, низнакомые ей «спитфайры», «харрикейны» иистребители «веллингтон», ниее приземления навысокогорных ледниках, замерзших озерах иузких песчаных полосах. Ногруз пока нежалуется наее пол. Двигатели игидравлика невозражают. (Теперь унее тоже есть лицензия механика.) Акстати, он слышал? Хелен Ричи покончила ссобой вянваре– таблетки. Говорят, поскольку немогла получить место летчика.
Нет, Эдди неслышал. Он помнит, что Хелен нравилась Рут. (Первое упоминание Рут, так, мимоходом.)
Мэриен показывает ему спальню– его комнату. Нехочет даже слушать возражения. Сама будет спать надиване. Она настаивает.
–Да намоем диване даже половина тебя непоместится,– говоритона.
–Яне хочу тебя вытеснять.
Она уже идет покоридору.
–Замной, посмотри командный пункт.
* * *
Когда Мэриен въехала, это была вторая маленькая спальня, иона подрядила хозяина, чтобы он помог ей вынести кровать вгараж.
–Аесли вас приедет навестить матушка?– пятясь задом, спросил хозяин сдругого конца матраса.– Илидруг?
Наверное, славный человек. Кустистые брови, тяжелые отвислые щеки, гавайская рубашка сплясуньями.
–Уменя нет матери,– ответила Мэриен, ихозяин оставил ее впокое.
Карты завесили стены изавалили маленький обеденный стол, одолженный ухозяина. Свернутые карты, будто бамбук, плотно стоят вящиках имусорных корзинах. Общий бедлам изнаваленных бумаг: списки, счета, аэрофотосъемка, заметки оветрах ипогоде, инвентарные ведомости, каталоги, извещения, руководства потехнике выживания, переписка сфлотом, переписка снорвежскими исследователями икитобоями, переписка сруководителями норвежско-британско-шведской антарктической экспедиции (которая повезет длянее топливо), списки радиостанций имаяков, переписка идоговоры с«Либерти ойл», бланки заказов длязапчастей, адреса ителефоны всех, кто может понадобиться, документы длявиз, каракули, клочки итак далее итому подобное.
