Иранцы – иммигранты-зороастрийцы, перебиравшиеся сюда начиная с XIX века,– гордились тем, что держат самые лучшие кафе и пекарни, в которых подают еду в традициях их исторической родины, Персии. Среди них и заведение «Яздани», кафе-пекарня на другой стороне улицы. Его ежедневно посещают двести с лишним человек. Сегодня утром входящим и выходящим посетителям приходилось огибать неожиданное препятствие.
Им был тот незнакомец-бенгалец. Он покинул портик, где Первин видела его утром, и устроился в тени от навеса над кафе. Так он мог смотреть на Мистри-хаус и не жариться под безжалостным солнцем.
На Первин накатила тревога, но она напомнила себе, что она на втором этаже Мистри-хауса, откуда ее не видно. Она же со своего шестка видит всё внизу.
В углу кабинета стоял высокий шкафчик фирмы «Годредж», которым пользовалась только Первин. В нем лежали зонты, сменная одежда, статья из журнала «Бомбей самахар», где рассказывалось о ней – первой женщине-поверенном в городе. Поначалу Первин хотела вставить статью в рамку и повесить внизу на стену, рядом с многочисленными грамотами и дипломами Джамшеджи Мистри. Но отец решил, что это слишком,– не надо такое швырять прямо в лицо клиентам, лучше постепенно приучать их к мысли, что их интересы будет представлять женщина.
Первин шарила в шкафчике, пока не отыскала свой перламутровый театральный бинокль. Подойдя к окну, она подкрутила колесико – и вот свирепое лицо незнакомца будто оказалось совсем рядом. Он не походил ни на кого из тех, кого ей доводилось видеть в Форте; не помнила она его и по Калькутте.
Первин отложила бинокль, перебрала неотвеченные письма, пришедшие накануне. Сверху лежал толстый конверт с указанным на нем обратным адресом – Си-Вью-роуд, 22. Уже существующий клиент – вне очереди. А этот клиент, мистер Омар Фарид, владел несколькими текстильными фабриками; два месяца назад он скончался от рака желудка.
Первин прочитала письмо от назначенного душеприказчика, Файсала Мукри. Мистер Мукри хотел, чтобы она внесла в документы изменение, которое сведет на нет процедуру распределения наследства, над которой она как раз работала. Мистер Фарид оставил трех вдов – все они по-прежнему совместно проживали в его доме – и четверых детей на всех: скромное число для многоженца, если верить Джамшеджи.
Мистер Мукри писал, что все вдовы желают отказаться от своих долей в наследстве и пожертвовать их в семейный вакф – благотворительный фонд, из которого ежегодно выделялись деньги на бедных и выплачивались дивиденды оговоренным членам семьи. Да, любой мужчина или женщина вольны отдать другим все, что им заблагорассудится, однако за вакфами пристально следило правительство, чтобы предотвратить мошенничество: внезапное вливание значительных средств может спровоцировать проверку. Первин решила переговорить с отцом, прежде чем отвечать мистеру Мукри.
Она переложила дерзкое послание на отцовскую сторону стола, и тут вошел Мустафа с серебряным подносиком, на котором стояла чашка чая, а в блюдечке были ловко пристроены два английских песочных печенья. Сделав крошечный глоток горячего молочного напитка, Первин спросила у Мустафы:
–Вы выходили на улицу?
–Не выходил. А что?
Не хотелось ей выдавать свою скрытую тревогу, и она ответила:
–Человек, который перегородил мне вход, теперь расположился на противоположной стороне улицы.
–Так и торчит на Брюс-стрит!– Судя по суровому выражению лица, Мустафа был готов выхватить свою старую винтовку пенджабского полка, которую держал в кухонном шкафчике.– Велите выкинуть его на Эспланаду?
–Полагаю, причин к тому нет. Но если хотите на него взглянуть – вот, пожалуйста.– Первин подошла к окну, взяла бинокль. На то, чтобы объяснить старому слуге, как настроить бинокль под свои глаза, ушло несколько минут.
–Надо же, прямо волшебные очки! Все-то в них видно!
–Смотрите в сторону кафе «Яздани». Видите его?
–Тот, в белой дхоти.– Мустафа вздохнул.– Я вспомнил: он тут ошивался, когда я выходил за молоком.
–И когда это было?
–В обычное время – минут за двадцать-тридцать до вашего прихода.
Получается, что незнакомец наблюдает за зданием уже добрых три часа.
С точки зрения закона он имеет право стоять где вздумается. Но для Первин Брюс-стрит была вторым домом, ей страшно хотелось узнать, кого высматривает этот чужак. Стараясь говорить как можно сдержаннее, она произнесла:
–Пойду спрошу, что он там делает.
Мустафа опустил бинокль, бросил на нее встревоженный взгляд.
–Юная барышня, одна? Это мне полагалось бы отправить этого прохвоста восвояси.
Первин успела пожалеть, что втянула Мустафу в свои заботы.
–Нет, оставайтесь здесь. Вокруг много народу, ничего не случится.
Продолжая ворчать по поводу опасностей, подстерегающих юных дам, Мустафа спустился вслед за ней вниз. Церемонно открыл тяжелую дверь. Театрально нахмурился и, когда она вышла, остался стоять на мраморной ступеньке.
Проехала телега, запряженная буйволом; под ее прикрытием Первин пересекла улицу незамеченной. Когда она приблизилась к бенгальцу, он отреагировал, резко вздернув подбородок. А потом отшатнулся, будто пытаясь скрыться.
–Доброго вам дня, сагиб. Вы работаете неподалеку?– вежливо спросила Первин на хинди.
–Не-е-ей!– хрипло прокашлял он в ответ.
–Сагиб, вы кого-то дожидаетесь на Брюс-стрит?
–Ней!– На сей раз он ответил стремительно и уставился на нее покрасневшими глазами.
Сдерживая дрожь в голосе, Первин продолжила:
–Вы знакомы с Сайрусом Содавалла?
Рот незнакомца раскрылся, обнажив кривые, запятнанные бетелем зубы. Мгновение он стоял неподвижно, а потом пустился наутек.
Первин ошарашенно смотрела ему в спину. Она рассчитывала на отрицательный ответ. Ждала решительного «нет», а не такого вот бегства.
–Хузза!– Мустафа всплескивал руками, как будто она только что заработала очко в крикете.
Первин, потрясенная, не могла заставить себя идти обратно к Мустафе. Она махнула ему в ответ и решила, что лучше заглянуть в кафе.
За стойкой стояла Лили Яздани. Длинные волосы четырнадцатилетняя девочка повязала традиционным платком-матхабаной, поверх красивого желтого сари надела белоснежный фартук. Увидев Первин, она заулыбалась.
–Кем чо
[7], Первин!– поздоровалась Лили на гуджарати.
–И тебе доброго утра, Лили! Ты чего не в школе?
–Вчера трубу прорвало, школа закрыта.– Лили с преувеличенным недовольством опустила вниз кончики губ.– Я две контрольные пропустила!
Первин нахмурилась.
–Надеюсь, наша строительная фирма тут ни при чем. Насколько я знаю, это ведь она строила твою школу.
