–А кто приходил в последнее время, кроме Мукри-сагиба?
–В декабре многие приходили скорбеть. Две недели назад военный, офицер, хотел обсудить с Разией какие-то подробности вакфа, но не смог войти в дом по причине траура.
Старшую жену Сакина называла просто по имени, то есть без той уважительности, которую выказала бы, добавив «бегум». Первин подумала, как бы к этому отнесся Мустафа.
–А ваши родственники часто здесь бывают?
–Я родом из Пуны, поэтому моя родня приезжает нечасто.– Сакина слегка расправила плечи, будто ей стало неловко.– Но мне не одиноко. Вы сами заметили, у нас тут вполне оживленно, а в хорошую погоду мы выходим посидеть в своем садике.
Первин ее слова не убедили.
–А телефон – вы можете по нему общаться?
Затененные длинными ресницами глаза вдовы блеснули.
–Телефонные разговоры стоят дорого. Кроме того, телефон стоит на главной половине. И используется только для деловых разговоров.
–А вы посещаете друзей в других частях Малабарского холма или Бомбея?– Первин стало казаться, что Сакина приукрашивает действительность.
–Некоторых знакомых – да.– Сакина смерила Первин бестрепетным взглядом.– Надеюсь, вы не считаете нас несчастными заточенными в тюрьме женщинами лишь потому, что мы соблюдаем пурду? Это всецело наш собственный выбор.
–Я понимаю, что вы добровольно выбрали такой образ жизни.– Тем не менее Первин смущало, как мало у этих женщин контактов с внешним миром – и даже нет телефона на крайний случай.
–Я каждый день благодарю Аллаха за то, что мы не на улице, в окружении опасных личностей, что дочери наши растут как розы в огороженном стенами саду. Это особая, очень спокойная жизнь. Если бы нам позволили и дальше жить вместе в этом доме, я бы больше ни о чем не тревожилась.
–Разумеется, мы постараемся это устроить, Сакина-бегум.– Первин не без трепета прошла вслед за Сакиной в дверь, расположенную рядом с позолоченной джали. Они оказались в богато украшенной спальне, где возвышалась огромная кровать под балдахином, отделанная розовым шелком. Цвет обивки в точности совпадал с цветом роз в мозаичных наличниках двери и окон.– Какая очаровательная комната. И к ней, как я понимаю, примыкает другая.– Первин понизила голос и спросила:– Там спит ваш маленький сын?
–Все дети живут в детской с айей. Джум-Джум всегда спит в это время дня, ему только что исполнился годик. В соседней комнате я пью чай с гостями – родственниками и друзьями,– а иногда просто отдыхаю,– произнесла Сакина с благосклонной улыбкой: Первин уже поняла, что такая улыбка – ее коронный номер.– Приглашаю вас туда.
–А сколько слуг в доме?– поинтересовалась Первин, опускаясь на алую бархатную банкетку, Сакина же села в такое же кресло. Черная лакированная этажерка была уставлена английскими и французскими фарфоровыми фигурками, на большом комоде красного дерева стоял в вазе букет из лилий и тубероз. Комната производила впечатление роскоши и покоя.– А этот дивный букет вы составили?
–Да,– ответила Сакина, явно слегка встревожившись.– Мне теперь приходится самой ухаживать за цветами. Я это делаю рано утром, пока солнце не слишком жаркое. У нас был садовник, но ради экономии средств мы его отпустили, равно как и гувернантку, про которую говорила Амина, помощника повара и посыльного.
–У вас талант садовода,– заметила Первин, осознав, что Сакина, похоже, стесняется того, что владеет искусством, которым многие женщины готовы гордиться.– Раз вы отпустили столько прислуги, полагаю, уборкой занимаются Фатима и Зейд?
–Да. Их отец Мохсен – наш дурван. С нами остались Икбал, наш повар, и айя Тайба, которая живет в доме с детских лет моего покойного мужа.
Вошла Фатима, она неловко несла серебряный поднос, нагруженный двумя высокими хрустальными бокалами, налитыми до краев бледно-розовой жидкостью. Фруктово-молочный пунш оказался комнатной температуры, его не охлаждали: Первин сообразила, что в доме нет ледника.
–Очень вкусно,– заметила она, пригубив.– А Мукри-сагиб живет в доме или приходит по мере надобности?
–Он занял одну из комнат на главной половине. Одним из желаний моего мужа было, чтобы в доме проживал достойный доверия мужчина: так мы будем в безопасности. Мы надеемся, что Мукри-сагиб будет жить здесь и дальше, хотя для него, безусловно, это неудобство.
Первин еще накануне сообразила, глядя на небрежный туалет Мукри, что он обосновался в доме. Такое, однако, необычно, если мужчина – не кровный родственник. Она подумала: интересно, а не составляет ли кто-то ему компанию на другой половине?
–А у него есть жена, дети?
–Нет. Именно по этой причине мой муж решил, что он сможет посвятить себя заботе о нас.– Сакина аккуратно поставила бокал с фалудой на вышитую скатерть, покрывавшую столик.– Первин-биби, объясните, пожалуйста, какие нам необходимы бумаги.
–Простите,– спохватилась Первин, сообразив, что слишком увлеклась личными вопросами.– Я хотела бы для начала еще раз показать вам документы на махр, которые ваш муж подписал в 1913 году.
Первин открыла портфель и подала Сакине ее договор на махр, вариант на урду. Глаза Сакины медленно скользили по строкам.
–Я все понимаю. Здесь описан комплект украшений, который я собираюсь передать в вакф.
–Полагаю, столь ценные вещи хранятся в банковском сейфе?– предположила Первин, доставая деловой блокнот, чтобы делать пометки.
–Никаких банков,– решительно возразила Сакина.– Мой свекор снабдил все спальни сейфами, в своем я и держу свои драгоценности.
–А! Получается, они здесь.
–Хотите взглянуть? Я их в последний раз доставала еще до болезни мужа.
–Конечно.– Первин обрадовалась, что процесс оценки оказался таким простым.
Сакина грациозно поднялась, подошла к стене, сдвинула в сторону небольшую картину с орхидеями. За картиной открылась медная пластина с двумя круглыми циферблатами. Через несколько секунд дверца распахнулась, Сакина вытащила ящик, в котором стояли футлярчики. Вернулась к Первин, расставила бархатные футлярчики по столу.
–Какая прелесть!– не удержалась Первин, когда Сакина достала сверкающее ожерелье из бриллиантов и изумрудов в изящной золотой оправе. В футляре поменьше оказались такие же браслеты, еще в одном – прелестные серьги с бриллиантовыми подвесками. Размеры и чистота камней поражали. Первин разбиралась в драгоценностях хуже, чем ее невестка. Она пожалела, что рядом нет Гюльназ.
–Серьги и подвеска из бирманских изумрудов в четыре карата и индийских бриллиантов в два карата. В каждом браслете пять изумрудов по карату и пять бриллиантов по карату.– Сакина посмотрела на Первин, глаза ее блестели.
Первин все равно не могла оценить, каково денежное выражение всей этой красоты.
–А вы делали оценку?
–Никогда. Будучи невестой, я заключила по этому подарку, что муж мой очень меня ценит. Но его больше нет, мне некуда надеть такие изысканные украшения. Разумнее будет передать их в вакф.
