—Мне нужен парик.
—Для себя?
—Нет. Для… для моей подруги. Для девушки.
—Тогда лучше приведите ее сюда, и пусть сама примерит.
—Это должен быть сюрприз.
—Вы знаете, какой у нее размер головы?
—Что?
—Большая ли у нее голова? Какого размера?
—Я не знаю.— Перек почувствовал, что заливается краской. В животе противно заурчало.
—Возможно,— произнес продавец, старательно подражая Клифтону Уэббу
[40], - вам стоит попытать счастья в каком-нибудь другом магазине.
—Нет,— ответил Перек и ткнул пальцем в один из париков.— Я хочу вот этот.
—Под Анну Мэйхью?
—Ага.
—И снова задам тот же вопрос: какого размера…
—Моего. У нее голова такого же размера, как у меня.
—Тогда, может быть, вы сами хотите примерить парик?
—Пожалуй,— сказал Перек с улыбкой.
Продавец вооружился измерительной лентой и снял мерку с головы Перека. Потом удалился в подсобку, а через несколько минут вернулся с коробкой. Он извлек из нее парик со светлыми волосами медового оттенка, зашел Переку за спину и надел парик на него.
—Ну вот,— сказал продавец.— Хотите посмотреться в зеркало?
—Нет. Я возьму его.
—Но эта модель стоит восемьсот долларов…
—Я возьму его. Это именно то, что мне нужно.
Той же ночью Перек отправился на автобусе в центр, сжимая под мышкой небольшую спортивную сумку. Он прохаживался туда-сюда мимо стрип-клубов и баров. Время от времени к нему приближалась какая-нибудь женщина и спрашивала, не желает ли он провести с ней время. Перек в ужасе отшатывался. Наконец он заприметил одну девицу, тоненькую белую девушку сантиметров на пять выше него. Правда, волосы у нее были темные, но в остальном она вполне годилась. Ему пришлось совершить над собой невероятное усилие, чтобы подойти к ней. Он еще ни разу ничего такого не делал. Девушка заметила, что он ее разглядывает. Она стояла и смотрела на Перека, пока наконец до него дошло, что девушка его ждет. Он направился к ней.
—Ну что, покупаешь, сладкий мой, или просто так разглядываешь? Хочешь провести со мной время?
—Думаю, да. Да.
Она окинула его с головы до ног оценивающим взглядом.
—Ты раньше хоть раз этим занимался?
—Нет.
—То есть занимался, но не с девушкой — ты это хочешь сказать?
—Нет, это не…
—Сладенький, да мне все равно. А что у тебя в сумке?
—Кое-какая одежда.
—Если хочешь принарядиться, я не возражаю, цена та же самая. Вот если ты захочешь, чтобы переоделась я, тогда получится дороже. А если захочешь, чтобы мы оба изображали гребаных Ромео и Джульетту, это обойдется еще дороже. Что ты выбираешь?
—Переоденешься только ты,— ответил Перек.
—Отлично, по рукам. Пойдем со мной. С тебя сотня плюс еще тридцатка за комнату. Ты даешь мне деньги, а я расплачиваюсь в гостинице.
—Это много. Я не думал…
—Сейчас все дорого, сладкий. Инфляция. Ты разве новости не смотришь? Не бойся, не прогадаешь. Я оседлаю тебя, как мустанга, малыш. Я всю твою жизнь переверну. Но если ты не при деньгах…
—Нет, деньги у меня есть…
Он потянулся было за кошельком, но девица его остановила.
—Да нет же, мать твою, не тряси им на улице! Заплатишь внутри. Пошли.
—Как тебя зовут?— спросил Перек.
—Шантарель.
—Как гриб
[41]?
—Как что?— переспросила Шантарель.— Вообще-то это французское имя.
Они направились к указанной девицей гостинице мимо распахнутых дверей бара. Там Шантарель замешкалась, заглянула в зал и подала сидевшему у стойки чернокожему мужчине, который болтал с белым парнем, условный знак.
—Вот взять хоть эту Кири те Канаву
[42] хренову, детка,— произнес Спец, обращаясь к Вито. Он проводил взглядом Шантарель, проплывшую мимо дверей в сопровождении тощего низкорослого кавалера. Парочка явно двигалась в сторону гостиницы.— Голосище у нее о-го-го!
Вито изобразил на лице притворный ужас.
—Да что какие-то там маори, мать их, эти любители трахнуть птицу киви, эти, пардон, гомосеки из джунглей могут знать об опере! Вот Мария Каллас — совсем другое, мать ее, дело. Эта сучка умела петь.
—Ага, ага,— согласился Спец,— она молодец. Поет с чувством и все такое, но вот диапазона у нее нет. Иногда звучит херово, плоско звучит. Правда, с душой, этого у нее не отнять.
—А если вспомнить гребаного Карузо…— начал было Вито.
—Стой-стой,— оборвал его Спец,— про этого сраного макаронника я вообще ничего слышать не желаю!
—Но это же мы, итальяшки, изобрели оперу,— запротестовал Вито.
—Ну, знаешь, у гребаных французов есть на этот счет совсем другое мнение. Или, может, это гребаные греки завели обычай приходить в своих гребаных масках в гости к какому-нибудь там гребаному Платону и петь.
Вито отхлебнул пива.
—Да ты ж ни хрена не знаешь. Мои предки весь известный к тому времени мир завоевали, а твои только и умели, что скакать, вырядившись гребаными львами, швырять друг в друга гребаные копья и высушивать друг другу отрезанные головы.
—Ну вот, опять. Вечно ты со своими расистскими нападками. Сначала загонишь свою белую жопу в угол, из которого тебе не выбраться, а потом начинаешь расистские разговорчики. Знаю я, как это происходит. В споре так не победишь.
—Да пошел ты,— огрызнулся Вито.— Лучше скажи: диск с Хосе Каррерасом, что ты у меня брал, тебе еще нужен?
—Он у меня в машине. Завтра отдам.
—Гребаная Кири те Канава!— продолжал кипятиться Вито.— Так ты чего доброго и до черножопых скоро дойдешь.
—Пожалуйста: Поль Робсон,— не остался в долгу Спец.— Леонтина Прайс. Кэтлин Бэттл
[43].
