Весь Голливуд толкует о прелестях Европы, но стоит только прожить в Европе чуть дольше положенного — и на тебя начинают поглядывать как на иностранца, будто ты полностью сменил приоритеты (что соответствует действительности). Они хотят, чтобы ты был так же одержим и напуган, как они сами, иначе как они смогут тебе доверять? Если человек предается праздности в своих виноградниках, вряд ли он готов идти на компромиссы и пребывать в вечной тревоге, как того требует статус звезды. Черт побери, да они вообще не хотят, чтобы ты чувствовал себя счастливым, и любая попытка достичь этого состояния воспринимается как жирный кукиш, который ты демонстрируешь системе. Им нужно, чтобы тебе постоянно чего-то не хватало — любви, славы, наркотиков, денег — да в сущности не важно чего. Главное, пока у тебя остается какая-то отчаянная неудовлетворенная потребность, они могут махать приманкой у тебя перед носом, как морковкой перед осликом. А если попытаешься спрятаться от них — твои усилия ни за что не окупятся.
Пока Шпандау распаковывал чемоданы, в дверь постучали, а потом в проеме показалась голова Анны.
—Как впечатления?
—Что-то прислуги маловато. Еще бы человек десять — и было бы в самый раз,— сказал он.
Она скользнула в комнату, подошла к окну и выглянула на улицу.
—Неплохо. Но у меня вид лучше.
—Вы же звезда.
—Верно,— сказала она.— Я же звезда.
Он продолжил разбирать вещи. Анна подобрала одну из книг. «Кровь и гром» Хэмптона Сайдса.
—Из жизни ковбоев?
—Угу.
—Мне говорили, что вы участвовали в родео.
—В порядке борьбы с застенчивостью.
Она рассмеялась.
—Да уж, живо себе представляю… Боже, с детства не видела родео. Когда-то отец брал нас с собой посмотреть. А в каком виде соревнований участвовали?
—Ловля бычка на лассо. Плюс скачки на необъезженной лошади.
—И что, добились каких-нибудь успехов?
—Нет.
Она пристально посмотрела на него.
—Слушайте, если вы за каким-то хреном хотите вернуться домой, возвращайтесь. Билет у вас есть. Я вас в заложниках не держу. Мне просто пришла в голову дурацкая мысль, что вы получите удовольствие от поездки.
—Я здесь нужен не больше, чем хряку соски,— признался Шпандау.— Вы же слышали Виньона. Я ведь по-французски ни бум-бум. Просто смешно.
—Вы здесь, потому что я так захотела. Вы здесь, потому что на меня это действует успокаивающе.
—Все правильно. Вы же звезда.
—Да пошли вы…— не сдержалась Анна.— Каких слов вы от меня ждете? Что я чувствую себя в безопасности, когда вы рядом? Что мне приятно ваше присутствие, потому что я боюсь, мне плохо и я устала от окружающих меня людей, которым нельзя доверять, которых я не уважаю и не хочу видеть? Хорошо, да, я рада, что вы здесь. Я хочу, чтобы вы были рядом.
—Поэтому вы просто выписали чек, и вот я здесь.
—Ладно, отлично! Если дело в деньгах, я вычеркну вас из ведомости и можете сами расплатиться за свой номер. Это хоть немного потешит ваше мужское эго, а? Послушайте, я от этого не внакладе. Если уж я ввязалась в это дерьмо, я хоть могу себе позволить, чтобы рядом был человек, который мне симпатичен.
—Мне здесь нечего делать, Анна,— сказал он.
—Ваша работа — обеспечивать мою безопасность, так? Ну вот, с вами я чувствую себя в безопасности. Миссия выполнена. Так чего же вы ноете?
—Был хоть один случай, чтобы вы не добились своего?— спросил Шпандау.
—Нет,— ответила она.— Значит ли это, что вы остаетесь?
—Не знаю. Да, может быть.
—Я же говорила, что вас ко мне тянет.
—Вы так думаете?
—Как осу на варенье. Вы еще скоро со мной переспать захотите — это только вопрос времени.
—По-моему, это звучит как сексуальное домогательство на работе.
—Домогательство — это если бы вас не обуревали те же мысли. В противном случае это всего лишь зов природы.
—Этого не будет, Анна. Я не завожу романов с клиентками.
—Все правильно. Вы — бессердечная машина.
Она послала ему воздушный поцелуй и удалилась. Шпандау невольно улыбнулся — все-таки она произвела на него впечатление. А потом продолжил разбирать чемодан.
ГЛАВА 2
Первая встреча членов жюри должна была состояться на следующее утро в отеле «Карлтон». Франц приготовил легкий завтрак, но Анна не смогла впихнуть в себя ни кусочка. Она выпила чашку кофе, а потом сидела и смотрела, как Шпандау и Пам налегают на яичницу с беконом. В этот момент она их ненавидела. Анна понятия не имела, чего ей ждать, и пыталась вообще не думать об этом. Насколько хреново все может обернуться? Еще она снова подумала о толпах, которые будут следить за каждым ее шагом, о том, что придется отстаивать свои взгляды перед группой европейских интеллектуалов. Смотреть фильмы — это одно, а говорить о них — совсем другое. Сама идея участия теперь казалась ей смехотворной, не стоило сюда ехать. Она будет выглядеть идиоткой, и ничего уже с этим не поделаешь.
Ну хоть Шпандау поедет на встречу с ней вместе, она на этом настояла. При общении членов жюри ему присутствовать нельзя, но Анна добилась разрешения брать его с собой на показы — с тем условием, что она не будет обсуждать с ним фильмы.
Встреча была назначена на девять. Тьерри, водитель, заехал за ними в восемь. Они неторопливо скатились с холма и въехали в город, который только-только просыпался. За ними следовала машина с двумя ребятами Виньона, от чего Шпандау чувствовал себя еще более нелепо. Положение на дорогах было не слишком напряженным, но обещало в ближайшее время ухудшиться. В ходе фестиваля население Канн чуть ли не удваивалось, и управление автомобилем превращалось в кошмар. Тьерри показал себя настоящим профессионалом, и уже в восемь сорок Анна и Шпандау вошли в лифт отеля «Карлтон», чтобы подняться в номер, забронированный председателем жюри.
—Чувствую себя совершенно разбитой,— призналась Анна Дэвиду, когда они подошли к дверям.— Напрасно я дала себя в это втравить.
—Вы прекрасно справитесь,— пообещал он.
—А вы чем пока займетесь?
—Я побуду внизу. Может, посижу у бассейна и поглазею на голых баб, как истинный американец. К тому же я захватил с собой книгу. Если понадоблюсь — позвоните.
—Пожелайте мне удачи.
В номере, куда она вошла, уже собрались пятеро членов жюри из семи.
Председатель жюри Альбер Каррьер был ведущим французским телекомментатором в области культуры. Он выглядел как барон Филипп Ротшильд и одевался соответственно: носил светлые джемперы и дорогие шейные платки. Были в номере персоны и понаряднее, но только он был похож на аристократа, а значит, кому и главенствовать, как не ему.