Шахину и Кариму стало не по себе. Мусульмане считают рот, произносящий слова Корана, одной из наиболее священных частей тела. Когда Аллах посылает ангела забрать душу, мусульмане по традиции закрывают рот и глаза умершего и расчесывают его волосы. Затем тело омывают ароматизированной водой, заворачивают в чистые простыни и хоронят в землю в правильном направлении – головой к Мекке. Все это проделывается в день смерти, до наступления ночи.
Шахин показал в сторону мертвого человека.
– Это мог бы быть один из нас, – сказал он Кариму.
Карим спросил, как поступить.
– Я разберусь, – ответил Шахин.
Несколько часов спустя он спросил Хьюго, что тот собирается делать с фотографиями.
– Ничего, – ответил Хьюго.
Он объяснил, что многие альпинисты фотографируют человеческие останки на горе. Когда Хьюго поднимался на Эверест, он наткнулся на замерзшее тело. Хьюго заметил, что смерть – неотъемлемая часть этого вида спорта, а он просто «задокументировал это, как обычно».
Шахин знал, что это означает. «Вы собираетесь выложить снимки в интернет?» – спросил он. Хьюго сказал, что нет, точно нет. Он собирался сохранить снимки для себя: «Демонстрировать подобное неправильно. Семья погибшего может узнать его».
Шахин успокоился. 11 июля он пригласил француза на праздник, устроенный в честь пятьдесят первой годовщины коронации Ага-хана. Это день солидарности мусульман-исмаилитов, принявших этого прямого потомка Мухаммеда в качестве своего духовного лидера. Надир, повар сербской команды, зарезал козу, поставил на солнце столы и разложил миндальные пирожные и мясо на шампурах. Тем временем Шахин собрал гостей в круг и хлопал в ладоши, пока Карим и Джехан пели на ваханском.
Образовался круг зрителей, и Хьюго отплясывал в центре. Он был одет в широкие брюки, рубашку с воротником на пуговицах, спортивную кепку и кашемировый свитер и прыгал и размахивал руками под музыку, словно раненая чайка. Собравшиеся с восторгом приняли его. Затем Хьюго освободил место для Карима. «У меня ревматизм», – объявил Хьюго под смех зрителей. Шахин решил, что он ошибся насчет француза и что это добродушный и веселый человек.
Вечером Хьюго закачал фотографии в ноутбук, написал заметку для своего блога, строя предположения о принадлежности останков. Затем опубликовал запись.
* * *
Альпинистское сообщество во многом напоминает среднюю школу. Каста высотников немногочисленна, и почти все знают друг друга. Стресс, вызванный страхом смерти и увечий, добавляет остроты отношениям. Появляются лидеры со своими последователями, которым начинают завидовать «сверстники». Альпинисты меняют соратников, препираются, конкурируют и бахвалятся. В недели, предшествовавшие трагедии, некоторые даже ссорились, как дети.
Например, калифорниец Ник Райс вспоминал, что руководитель голландской экспедиции Вилко ван Ройен вел себя «как тринадцатилетняя девчонка»:
– Намеренное безразличие, откровенное хамство. Если я здоровался, он не отвечал…
– Он одевался так, что я глазам не верил! – объяснил Вилко. – У него был легкий шлем Petzl Meteor, слишком хлипкий для К2. Пластиковый велосипедный шлем.
– Вилко просто ненавидит меня. Я не знаю почему, – сказал Ник.
– И он не взял с собой даже веревку, – продолжал Вилко.
– Американская команда привезла мои веревки.
– Он целыми днями сидел в интернете, а бензин привез в основном, чтобы запускать свой генератор.
– Вилко завидует тому, что у меня есть генератор…
Такие склоки могли происходить и по пустякам, и по существенным поводам, и когда Чхиринг слышал очередной спор, то уходил в себя. По сравнению с теми, кто поднимался на Эверест, альпинисты на К2 нарочито и демонстративно стирали грань между храбростью и безумием. Многие из них хотели подняться на все восьмитысячники, и у некоторых тщеславие превосходило умение. Сильные не терпели слабых, слабые обижались на то, что их сбрасывают со счетов, и эти высокомерие и заносчивость не давали покоя Чхирингу. Понимая, что всем придется работать вместе, он присматривался к самым амбициозным в группе.
Баск Альберто Зерайн показался Чхирингу потрясающим. Он еще никогда не видел европейца, который мог подниматься на гору как шерпа. Альберто заключил сделку с Шахином, согласившись работать высотным носильщиком за место в палатке.
Помимо Альберто и Шахина, в число самых сильных альпинистов в базовом лагере, по мнению Чхиринга, входил Вилко. Для Вилко, кавалера ордена Оранских-Нассау, это был третий «крестовый поход». Он уже дважды пытался взойти на К2, но безуспешно. В 1995 году камень раздробил его руку, так что «кость торчала наружу». В 2006 году пришлось повернуть назад из-за плохой погоды.
На этот раз Вилко первым прибыл к К2 и провесил три километра веревки на маршруте Чесена. Но когда этот кавалер, забыв про благородство, решил взимать плату за пользование перилами, его популярность упала. Большую часть времени Вилко тосковал по дому, жене и семимесячному сыну. «Я хотел чувствовать любовь, – вспоминал он. – Я плакал в своей палатке, думая, что пора завязывать с этой горой».
Чхиринг понимал тоску Вилко по дому, но редко разговаривал с ним. Он предпочитал общество ирландца из команды Вилко, Джерарда Макдоннелла, который со всеми находил общий язык. Джер, музыкант и инженер, получил прозвище Иисус из-за новозаветной бороды и роли миротворца в лагере. Он даже пережил своего рода воскрешение из мертвых, о чем свидетельствовала вмятина на голове.
В 2006 году, когда Джер, как и Вилко, поднимался на К2, на высоте около семи километров сошел обвал. Джер успел укрыться за валуном, но срикошетивший кусок гнейса ударил его по голове. Несмотря на то что Джер был в кевларовом шлеме – альпинисты предпочитают кевлар из-за высокой прочности, – он получил открытую черепно-мозговую травму.
Напарник достал из рюкзака шерстяной носок и заткнул им дыру в голове Джера. Истекая кровью и бредя, Джер за несколько мучительных часов сумел спуститься в базовый лагерь, после чего потерял сознание. В тот день вертолет не смог забрать его из-за непогоды. На следующий день пострадавшего переправили по воздуху в военный госпиталь в Скарду.
Получи Чхиринг дырку в голове, он бы бросил альпинизм, но в базовом лагере все думали иначе. Здесь было полно адреналиновых наркоманов. Особенно выделялся горнолыжник-экстремал Марко Конфортола, развлекавший друзей видеозаписями, на которых он спускался по вертикальным склонам. У него имелось несколько татуировок: на затылке набранное готическим шрифтом слово «Дикарь», на правом бицепсе эдельвейсы – по одному на каждый покоренный восьмитысячник, на запястье – буддистская мантра «Ом мани падме хум». Тридцатисемилетний итальянец жил с матерью, говоря, что не намерен связывать себя брачными узами, так как «женат на горах». Но К2 была не в его вкусе. «Она не леди, в отличие от Эвереста, – говорил он. – К2 – мрачный и сварливый мужик». Марко был уверен в этом, потому что нравился женщинам, и ни одна особа женского пола, даже богиня, не могла бы отвергать его, как это делала Дикая гора. В 2004 году ураганный ветер на К2 сдул со склона палатку Марко вместе со снаряжением. На этот раз он был настроен на успех и расхаживал по базовому лагерю в одежде, покрытой логотипами спонсоров, пожимая руку каждому, кто попадался на пути.
