Пемба казался встревоженным. Пасанг, с посеревшими от холода и слез щеками, выглядел обреченным. «Нет ледоруба», – сказал он.
Чхиринг не знал, что ответить. Они стояли втроем, теснясь на снежном пятачке и негромко переговариваясь, пар от их дыхания уходил вверх, в небольшом световом пятне фонарей создавая впечатление прокуренной подсобки. Пемба закрыл налобный фонарь пальцем, чтобы не ослеплять товарищей. «Пойду поищу веревку, – сказал он. – Возможно, старые перила еще остались на склоне». Он вонзил ледоруб в лед, и его фонарь нырнул в темноту.
– Видишь что-нибудь? – прокричал ему Чхиринг.
Пемба молча продолжал спускаться.
– Нашел веревку? – крикнул вниз Пасанг.
Если Пемба и ответил, то они ничего не услышали.
ВЗЯТЬ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА, ОСТАВШЕГОСЯ БЕЗ ЛЕДОРУБА НА САМОМ ОПАСНОМ УЧАСТКЕ К2 В БЕЗЛУННУЮ НОЧЬ ПОД РУШИВШИМИСЯ СЕРАКАМИ, – БЕЗУМИЕ. НО ИМЕННО ТАК И НАДО ПОСТУПИТЬ.
«Он спускался быстро, и его нельзя винить», – вспоминал Пасанг. У Пембы были жена и трехлетняя дочь, которые ждали дома, а он не спал уже больше суток. Последние отблески света от фонаря Пембы исчезли.
Пасанг повернулся к Чхирингу и сказал:
– Ты тоже иди. – Голос его звучал ровно, безэмоционально.
Чхиринг думал. Взять ответственность за жизнь человека, оставшегося без ледоруба на самом опасном участке К2 в безлунную ночь под рушившимися сераками, – безумие. Но именно так и надо поступить. Существует понятие сонам – это буддистская концепция добродетели. Ею нельзя пренебрегать, особенно на К2, так близко от богини, которая может повлиять на твое следующее перерождение. Богиня наблюдала за Чхирингом и ожидала, что он проявит сострадание. Он чувствовал ее присутствие.
Сераки трещали. Чихиринг молчал.
– Будет лучше, если гора возьмет только одного из нас, – продолжил Пасанг. – Уходи.
Чхиринг прикрепил свою страховочную веревку к обвязке Пасанга и воткнул ледоруб в лед.
– Если мы погибнем, – сказал он, – то вместе.
Добродетель как свобода выбора
Чхиринг чувствовал вес жизни, зависящей от него. Его руки и ноги действовали автоматически.
Чак. Клюв ледоруба воткулся в лед.
Шинк. Шинк. Зубья кошек впились в склон.
Он спустился на пару метров, затем распластался по стене как ящерица.
Пасанг был чуть правее и, насколько возможно, старался повторить движения Чхиринга. Он пробил кулаками пористый лед, но руки не погружались в него так глубоко, как острие ледоруба. Поэтому он схватился за вытянутую руку Чхиринга как за опору. Затем шагнул вниз, ударив склон передними зубьями кошек: шинк.
Они полагались на инстинкт в этом повторяющемся танце: один неподвижен, пока другой спускается. Они сразу понимали друг друга, и говорить не требовалось – достаточно было кивков и междометий. Соединявшая веревка давала достаточно пространства для маневра, но непальцы прекрасно понимали, что произойдет, сделай кто-то из них одно неверное движение.
Куски льда размером с мячи для гольфа врывались в кокон света, образованный фонарями, и отскакивали от шлемов. Эти фрагменты сераков становились все больше и были уже слишком тяжелые, чтобы не обращать на них внимания. Альпинисты уворачивались от крупных кусков, понимая, что надо спешить. Вскоре может прилететь что-то настолько большое, что снесет обоих.
«К счастью, К2 предупреждает, прежде чем убить», – позже сказал Чхиринг. Спускаясь, он прислушивался – нет ли необычного звука, предвестника катастрофы. И на полпути вниз по Бутылочному горлышку он услышал этот словно доисторический вздох. Сверху летела, ударяясь о склон и переворачиваясь, огромная глыба льда.
Чхиринг пытался определить траекторию. «Непонятно, куда отклоняться – вправо или влево, – вспоминает Чхиринг. – Шансов было пятьдесят на пятьдесят».
Он решил взять левее. Времени окликнуть Пасанга не оставалось. Чхиринг выбросил руку влево, воткнул ледоруб и качнулся в сторону. Одновременно влево прыгнул Пасанг, повиснув на обвязке Чхиринга, на которую пришелся почти весь его вес.
Шух!
Глыба просвистела мимо и исчезла во мраке. Когда она ударилось о склон, снизу выбросило столб снега.
Мужчины глубоко вздохнули.
– Ты в порядке? – спросил Чхиринг.
Пасанг, уставившись на оседающий снег, молчал. «Я думал, что уже умер», – вспоминал он.
После передышки они продолжили медленно продвигаться вниз по чередующимся полосам твердого голубого льда и снега. Проходя по льду, они спускались бок о бок, держа друг друга за руки. Временами Пасанг вцеплялся в страховочную веревку, в то время как Чхиринг удерживал вес его тела.
Пасанг не знал точно, что произошло в следующий момент. Видимо, крупный кусок ударил в его шлем, и он не удержался. Они начали падать и понеслись по Бутылочному горлышку, обдирая о лед лица.
Чхиринг ударил по склону ледорубом. Лезвие погрузилось, но не зацепилось.
Он попробовал снова, но на этот раз попал по граниту, и ледоруб едва не вырвало из руки.
Скорость росла, они пролетели еще один этаж. Еще два. Еще четыре. Пасанг цеплялся за склон и колотил по нему коленями, но тщетно.
«Мы скользили слишком быстро, чтобы выжить, – вспоминал Чхиринг. – Если бы я увидел в кино, что кто-то уцелел в такой ситуации, то рассмеялся бы».
Каким-то чудом они пока не разбили головы о камни, не потеряли сознание. Каким-то чудом их тела миновали ледяные выступы, которые бы подкинули их в воздух как трамплин. Страховочная веревка пока не оборвалась.
Они проскользили минимум девять этажей, когда под ними оказался участок идеально ровного льда. Чхиринг ударил по склону, глубоко погрузив клюв ледоруба. Правой рукой он вцепился в древко, наискось прижав его к груди. А левой давил на лопатку ледоруба, вжимая его в лед, одновремено упираясь в склон локтями и раздвинутыми коленями. Ледоруб с шумом чертил глубокую борозду во льду, и падение замедлилось. Откалывая куски льда, Чхиринг бил по склону обеими кошками. Наконец он остановился.
Чхиринг прижимался к ледорубу изо всех сил и не мог видеть, что происходит внизу. Дрожа, он прислушался к грохоту своего сердца. Икры и предплечья горели, но ему нравилась эта боль. Она значила, что он все еще жив.
Внизу с шумно дышал и кашлял Пасанг. Чхиринг понял, что они уцелели. И обошлось даже без вывихов и переломов.
«Продолжаем спуск», – прохрипел Пасанг. Сераки снова затрещали, и куски льда посыпались вниз дождем. Надо было уходить. И быстро.
Чхиринг начал спускаться. Это чудо, что удалось пережить падение, при этом оно избавило от огромных усилий – они доехали почти до Плеча. Чак, шинк, шинк – Чхиринг вонзал ледоруб и кошки в склон, чувствуя, что его крутизна уменьшается. Вскоре Пасанг мог в основном идти самостоятельно. Но продвижение по-прежнему было слишком медленным. «Я не знал, как долго удача будет с нами», – вспоминал Пасанг. Спускаясь, он отсчитывал секунды, словно повторяя мантру.
