–Я забрал тебя у Нардо. У вас была какая-то тупая ссора с Клэем. Я привез тебя домой. Вот и все.– Его хватка усилилась.– Ты меня поняла?
Она не могла говорить. Она не могла двигаться. У нее задрожали веки.
В этот момент он отпустил ее. Эмили рухнула на пол. Рука легла на пострадавшую шею. Она чувствовала, как пульсируют артерии. Слезы катились по ее щекам.
Мистер Векслер присел перед ней на корточки. Его пальцы вцепились в ее лицо.
–Говори, что ты скажешь.
–Это…– Она закашлялась. Кровь хлынула к горлу.– Это были не вы.
–Это был не я,– повторил он.– Нардо позвонил, чтобы я забрал тебя. Я поехал к нему домой. Вы сцепились с Клэем. Я отвез тебя домой. Я никогда тебя не трогал, не рвал твое платье, не…
Эмили увидела, что его глаза сузились. Его взгляд медленно переместился от ее лица к животу. Она практически слышала, как у него в голове зазвенел колокольчик.
–Черт,– сказал он.– Ты беременна.
Эмили слушала, как эти слова разносятся по цементному помещению. Раньше никто никогда не произносил это вслух. Даже доктор Шредер не использовал это слово. Ее отец сказал «залетела». Мать тоже говорила об этом так, как говорила бы про больного раком.
–Черт!– Мистер Векслер ударил кулаком в стену. А потом закричал от боли, схватившись за руку. Его костяшки были в крови.– Черт!
–Мистер Векс…
–Заткнись, блять,– прошипел он.– Господи боже, тупая ты сука. Ты понимаешь, что это значит?
Эмили попыталась встать, но у нее слишком дрожали ноги.
–Мне… мне жаль.
–Это, на хрен, точно.
–Мистер Векслер, я…– она пыталась его успокоить.– Дин, простите меня. Мне не стоило ничего говорить. Просто… мне страшно, понимаете? Мне очень страшно, потому что случилось что-то плохое, а я не могу вспомнить.
Он смотрел на нее, но она не могла прочесть его выражение.
–Простите меня,– повторила она, чувствуя, что теперь эти два слова навсегда станут для нее единственными, которые она кому-либо когда-либо скажет.– Моя бабушка видела, как я выхожу из вашей машины, и я подумала… я подумала, что, может быть, вы…
Ее голос сорвался.
Выражение лица мистера Векслера оставалось таким же непроницаемым. Эмили показалось, что они останутся тут навсегда, но он прервал транс, резко встав. Он прошел по кабинету на негнущихся ногах. Когда он обернулся, она заметила, что кровь с его костяшек испачкала ему рубашку.
–У меня в детстве была свинка.– Он осматривал свои пальцы, проверяя, не сломано ли что-нибудь.– Она вызвала орхит.
Эмили подняла на него глаза. Она не понимала, о чем он говорит.
–Посмотри в словаре, тупая шлюха.– Он сел за свой стол.– Это значит, что я не могу быть чертовым отцом.
5
Байбл поднял голову от браслета, навсегда сковавшего щиколотку мертвой девушки.
–Так здесь написано.– Он снова спросил:– Кто такая Элис Полсен?
Нардо посмотрел на Векслера, который смог предложить только один ответ:
–Она волонтер. Я ее не знаю.
Байбл поднялся. Он был явно очень зол.
–И какая была цель у ее волонтерства? Лишение базового питания и бирка, как у чертового подопытного в лаборатории?
Нардо и Векслер уставились на него, будто ждали, что он перефразирует вопрос.
–Ладно.– Байбл стиснул зубы.– Сколько волонтеров у вас здесь работает?
И снова Нардо уступил Векслеру право отвечать:
–Десять, в высокий сезон может быть пятнадцать или двадцать.
–Десять, пятнадцать или двадцать. Да, конечно, сложно уследить за такой кучей людей.– Байбл повернулся к Стилтону:– Шеф, мне кажется, вы говорили, что мисс Полсен пыталась покончить с собой полтора года назад? Перерезать себе вены. Верно?
Стилтон кивнул.
–Так и есть.
–Значит, она живет на этой ферме как минимум все это время или даже дольше.– Это свое замечание Байбл перенаправил уже на Векслера.– Сколько ей лет?
–Совершеннолетняя,– ответил Векслер.– Мы берем сюда только совершеннолетних. Заставляем их показать паспорт или удостоверение личности.
–Но вы не знаете эту конкретную взрослую девушку, которая жила и работала на вашей территории по меньшей мере восемнадцать месяцев?
Векслер снял кусочек табака с языка, но ничего не сказал.
Андреа чувствовала напряжение в треугольнике Байбла, Стилтона и Векслера. Никто не смотрел на мертвое тело на земле, хотя двое явно были поражены видом истощенной девушки.
Реакцией Байбла была ярость. Реакцией Андреа – бесконечный ужас. Ее ошеломляла тьма, разверзшаяся перед ней. Эта девушка была чьей-то дочерью, или одноклассницей, или подругой, или даже сестрой. И теперь она мертва.
Андреа хватало только на то, чтобы следовать указаниям Байбла. Она задокументировала все издевательства над телом Элис Полсен. Впалые щеки. Болезненно тонкие конечности. Синяки от чьих-то пальцев на запястьях. Ее грудная клетка выпирала как остов мертвого животного. Сказать, что молодая девушка недоедала, значило бы поведать только половину истории. На локтях и тазу были открытые раны, похожие на пролежни. Клоки волос падали на землю, как волокна неспелой кукурузы. На тех пальцах, которыми она явно вызывала у себя рвоту, ногти были изогнуты от желудочного сока.
Неужели она добровольно пошла на эти пытки?
Андреа навела камеру на бутылочку от таблеток. Этикетку отлепили. Крышку сняли. Ее руки дрожали, когда она делала последние фотографии браслета на щиколотке, который вполне мог быть кандалами. Она вытерла потные ладони о шорты и встала. Все это было так неправильно. Эту девочку уморили голодом до состояния скелета и повесили на нее бирку, как на домашний скот. Даже если Элис Полсен совершила самоубийство, кто-то подтолкнул ее к такому концу.
Она взглянула на Нардо, инстинктивно понимая, что из этих двоих он больший садист.
–Кто запаял это у нее на щиколотке? Она сделала это не сама.
–Подожди-ка, девочка,– начал Векслер.– Мы ничего об этом не знаем.
Андреа проглотила поток ругательств, которым она готова была его окатить. Он не был шокирован, увидев браслет, и точно знал, кто эта девушка. Элис жила на его территории больше года. Ничто из этого не могло происходить без его ведома и одобрения. Андреа трясло от злости. Девочка только-только окончила школу. Она приехала сюда как волонтер, а уедет в пластиковом мешке.
Она указала на тело:
–Одна кожа да кости. Как вы могли позволять ей сделать это с собой? Вы наверняка видели ее. Должно быть, она выглядела как живой труп.
Векслер пожал плечами:
