Я решил, что сейчас он сразит Иамндаину, располосует ему лицо или свернет шею. Но Сириани так не сделал. Вместо этого он положил руки ему на плечи и почти нежно усадил на колени. Понимая, что численный перевес не на его стороне, Иамндаина подчинилось, пусть и медленно. Одной рукой Сириани схватил крупный рог, что рос над глазом бунтаря, и оттянул его голову назад, обнажая шею. Я с ужасом подумал, что сейчас высший князь разорвет горло противника зубами, но и этого не случилось.
Великий князь просто плюнул в лицо низшему. Это было настолько вульгарно и отвратительно, что я отшатнулся. Сцена была более уместна для портового борделя, а не для святого места. Но это были сьельсины. Не люди, напомнил я себе.
Сириани отпустил Иамндаину. Низший князь даже не вытер слюну с лица и оставил горло открытым.
–Junne,– указал ему Сириани на пол у своих ног.
Побежденное Иамндаина прижалось лицом к энарскому мраморному полу и позволило Сириани наступить на себя.
–Хорошо,– сказал Князь князей, перешагнул через противника и коротким движением рогатой головы просигналил Пеледану и Аттаваисе.– Довольно. Остальные уже внутри?
Аттаваиса низко поклонилось, нагнув голову вбок, так чтобы шея была видна Дораяике:
–Да, господин. Все в сборе.
–Все?– с любопытством осмотрелся Сириани.– Мне говорили, Орало и еще три дюжины не откликнулись на призыв?
–Орало не пришло, это так,– признало Аттаваиса.– Также Балагаримн, Кутуану, Лореганва и еще несколько. Не три дюжины. Кажется, две дюжины и шесть.
–Отыскать всех и убить.– Сириани Дораяика двинулся вперед, пока моя цепь не натянулась, и протащил меня мимо распластавшегося на полу Иамндаины.– Они подверглись влиянию скверны и должны быть очищены.
–Yaiya toh,– согласилось Аттаваиса и пристроилось следом за Сириани.
Великий князь удостоверился, что поднимается по узкой лестнице последним. Точнее, последним из своих. Я был для него вроде собачонки на поводке. Сириани держал мои цепи в одной руке, и я был вынужден следовать за ним по ступенькам, проложенным на месте зрительного нерва мертвого Наблюдателя к залу под куполом, где некогда располагался мозг чудовища.
По коже бегали мурашки, и с каждым шагом я все отчетливее слышал шепот, как в видении, и не удивился бы, если бы навстречу нам вышли энары, брызжа черной слизью и дымясь, заливая механические детали своих тел органикой.
Но они не появились.
Лестница поднималась не по прямой, а слегка под углом, следуя неровностям в костной структуре левиафана, и снизу нельзя было заглянуть наверх, пока не обогнешь небольшой поворот. Оттуда ступени тянулись на двести футов к вершине. Шепот становился громче, и с каждым шагом я ожидал услышать зловещий голос мертвого бога.
–Ute tajun ti-saem gi ne?
–Dein velenamuri mnu darya?
–Dein tsuarunbe Iamndaina ne?
Когда раздалось имя Иамндаины, шепот сразу стал отчетливее. Это шептал вовсе не мертвый бог, а сьельсины переговаривались друг с другом.
Во сне единственными источниками света в этом жутком месте были механизированные тела самих энар. Излучаемый ими свет отражался от выступов в черном кристалле, повторявшем форму мозга Наблюдателя. Как и внизу, сьельсины потрудились здесь над громадными монолитами, на которых энары изображали свои деяния, и стелами. Как и внизу, они замазали их и заменили пузырчатыми письменами, несомненно повествующими о сьельсинской истории и завоеваниях. Энары так же описывали свои, но в форме, которая была больше по нраву расе последователей, присвоившей себе Эуэ и Актеруму.
Только барельеф Миуданара остался нетронутым. Изображения бога не были лживы, они отражали истину, и стамески не коснулись их. Барельеф было видно сразу, как только мы поднялись по лестнице. Его освещали красные сьельсинские лампы, придавая инфернальный вид. Великий змей извивался на зеленом камне, держа в тысяче рук планеты и стирая некоторые из них в порошок. Одинокий глаз Сновидца свысока осматривал эту тусклую, задымленную комнату…
…и сборище демонов, готовых к началу ритуальной церемонии.
Не было ни труб, ни герольдов, чтобы возвестить о нашем прибытии. Пышный парад окончился, а с ним и бурное кровавое пиршество. Аттаваиса, Пеледану и другие, включая поникшее и побитое Иамндаина, торопливо разошлись, пропуская Сириани Дораяику.
Тысяча семьсот сьельсинов повернулись к нам и умолкли. Тишина была не абсолютной; в ней слышался слабый звон серебра и шорох одежд. Все аэты кровных кланов стояли тесными группками посреди зала и еще секунду назад были увлечены беседами. При нашем появлении многие оборвали себя на полуслове и расступились. Некоторые покорно обнажили шею. Другие угрожающе пригнули рога. Но большинство просто стояло в ожидании.
–Ba-tanyya-do,– обратился к ним Сириани.– Сородичи. Братья. Вожди. Добро пожаловать домой. В это… святое место. Сколько поколений сменилось с тех пор, как здесь собирались в таком количестве? С тех пор, как все собирались здесь?
Он взял паузу, позволяя гостям подумать. Сириани не повышал голоса. Он говорил едва ли не шепотом, заставляя зрителей прислушаться.
–Последний раз это было, когда Арашаика положил конец междоусобицам. Но мы никогда не собирались в таком количестве, потому что нас никогда прежде не было столько.– Сириани снова умолк, опустив руки и уронив мою цепь на мраморный пол.– Тринадцать. Двенадцать и один нас было, когда Элу оставил нам свое царство. Сколько нас теперь?
Это был риторический вопрос. Ответ был написан на лицах всех собравшихся военных вождей.
–Стали ли мы сильнее со времен Элу?
Фраза спровоцировала возмущенный шепот, но никто не стал спорить и возражать, как до этого Иамндаина.
–Кто из вас сможет без стыда встать рядом с Думанном или Захакой? Кто осмелится, не моргнув, взглянуть в глаза Умне, отпрыску самого Аварры?– Дораяика отпустил мою цепь на полную длину и сделал уверенный шаг к толпе.
–Utannashi!– воскликнул кто-то грубым и неприятным голосом, эхом разлетевшимся по каменному залу.– Обманщик! Ты считаешь, что только ты на это способен!
До этого момента злость и гордыню вождей как бы сдерживала невидимая дамба, но теперь она прорвалась, и крики заполонили все вокруг. Сьельсины шипели и плевались, и некая животная часть меня напряглась от страха, как будто мой внутренний крошечный зверек увидел змею и задрожал от одного ее вида.
–Ты не Элу!– крикнул еще один.– Ты лжец!
–Лжец!– вторили другие голоса.– Лжец!
Я нашел взглядом Иамндаину, которое еще несколько минут назад яро возражало Пророку. Князь в костяных доспехах молчал, понуро стоя в сторонке, до сих пор не стерев с лица слюни Пророка. Каким же мгновенным и глубоким был сьельсинский инстинкт подчинения! Былое достоинство могло не вернуться к вождю и через несколько лет.
