–В твоей решимости – нет,– ответил я.– Только в твоей силе.
Бывший князь ухмыльнулся широкой нечеловеческой ухмылкой:
–Ты забываешь… или попросту не понимаешь. Мне не обязательно уничтожать все. Достаточно уничтожить тебя. Без тебя… твой народ будет обречен. Без тебя никогда не родится Утаннаш.
–Я…– я совсем об этом забыл.
–Если Утаннаш не родится, эта Вселенная не будет существовать.
Он медленно поднялся, покачиваясь. Я почувствовал, что царь утомлен, как и я, и напомнил себе, что утром он тоже проделал пешком путь от города-кольца.
–Думаешь, я преувеличивал, когда называл твоего хозяина автором этого?..– Он развел руками, обозначая весь космос.– Утаннаш создал мир. Ты зовешь его богом, но это не так. Он живет за гранью времени, но рожден был внутри его. Он зародился здесь. Твоя смерть и гибель твоего народа разрушит порочный круг, положит конец этому дефективному бытию и освободит моих хозяев, истинных богов, богов изначального ничего.– Он показал мне ладонь, на которой еще видна была яркая влажная серебряная кровь.– Вот почему меня сделали таким.
Наступила тишина, и я впервые расслышал отдаленный гул толпы снаружи. Элуша в три шага преодолел расстояние между нами и принялся обхаживать меня:
–Понимаешь, мы одинаковые. Мы оба – помазанники высших сил.
–Ты видишь будущее?– спросил я, меняя тему разговора.
–Нет никакого будущего.– Бледный царь остановился и наклонил голову. Его гладкое лицо вновь разрезала темная улыбка.– Скоро мы освободимся.
На лестнице раздались шаги бронированных ног, и из узкого прохода неожиданно появился генерал-вайядан Вати, а за ним – Аттаваиса и Пеледану. Все трое преклонили колени и прижались головой к полу.
–Elusha ba-koarin,– произнесли они хором.
«Мой царь».
Вати подняло голову, красными глазами оглядывая гору трупов:
–Значит, дело сделано.
–Сделано,– ответил Элуша.
Кажется, в голосе демона проскользнула нотка грусти?
–Но не закончено. Мы завоевали… теперь пора властвовать. Все на местах?
Вати поднялось, не прерывая поклона,– непростая задача для существа с механическим телом.
–Корабль прямо сейчас снижается. Зрители уже его видят. Спрашивают, что еще приготовил для нас наш царь.
–Вати, лишняя лесть ни к чему,– ответил Шиому Элуша.– Они не зовут меня царем.
–Но будут, ushan belu!– воскликнул князь Аттаваиса, не поднимаясь с колен.
«Ушан белу»?
Я перевел взгляд с Аттаваисы на Дораяику и обратно. Это означало «возлюбленный». Такое обращение было в ходу исключительно между аэтой и его вайяданами, его рабами и любовниками. Аттаваиса смотрело на нового царя восхищенными глазами. Я задумался: получается, Аттаваиса и Пеледану теперь вайяданы? Замена Иубалу и Бахудде? Любовники-любовницы нового царя?
Шиому Элуша жестом призвал прекратить подхалимство.
–Вызывайте kalupanari. Пусть заберут тела и отдадут солдатам. Те должны знать, что бывает с теми, кто бросает мне вызов.
«Калупанари» означало химер, демонов Эринии.
–Yaiya toh,– вскинув голову, ответило Вати, которому были адресованы эти слова.
–Ushan belu, что ты расскажешь народу?– спросил своего хозяина и любовника бывший князь, а ныне вайядан Пеледану, оставаясь на коленях.
–Ejaan.– Шиому Элуша моргнул одновременно веками и мембранами.– Ничего. Пусть сами решат, какова правда. Пусть верят.– Он подчеркнул свои слова взмахом измазанной серебряной кровью руки.
–А кто не поверит?– спросило Аттаваиса.– Дораяика, как быть с ними?
Бледный царь огрызнулся.
–Нет больше никакого Дораяики,– прошипел он.– Я Шиому Элуша. Не забывай об этом, Аттаваиса, или быстро присоединишься к ним.– Он обвел рукой лежащие по всему храму трупы.
Аттаваиса промолчало, но повернуло голову в знак покорности.
–Те, кто не поверит и не присягнет на верность, будут считаться Utannashimn и будут уничтожены. Но они присягнут.– Шиому Элуша повернулся ко мне.– Я принес им ценнейший подарок.
Эти слова повисли в воздухе, тяжелые, как яд, убивший других князей. На миг единственным звуком был мой слабый кашель и отдаленный гул толпы. Затем по ступеням опять затопали шаги: прибыли носильщики трупов, которые должны были отнести аэт к месту финального упокоения в руках и животах их бывших подданных.
–Пора спускаться,– сказал наконец великий царь.– Raka ute uelacyr.
«Время пришло».
Тела князей сложили, как дрова, под стелой в глазу. Солнце как будто распухло и стало грязно-оранжевым; оно висело низко над горизонтом, угрожающе глядя на верхушки далеких башен, отмечающих ворота города-кольца. Химеры не церемонились с телами, быстро подготовив их для нового представления самопровозглашенного царя.
Даже сквозь стенку гигантского черепа я видел возмущение толпы, слышал, как они шумят и негодуют. Князья слишком долго пробыли внутри; наружу вышла только группа, несшая Хасурумна, а внутрь прошли лишь химеры, и никто не знал, закончилось ли аэтаванни.
Оно закончилось, и сьельсинский мир навсегда изменился.
Я сидел спиной к стеле, глядя в никуда. Мою цепь держала химера, неподвижно, как статуя, стоя сбоку.
–Скоро все закончится,– произнес холодный, но человеческий голос.
Подняв голову, я увидел рядом мага Урбейна. Тот стоял, скрестив руки в широких серых рукавах. Рядом была и Северин, и еще одна женщина – обе в таких же халатах, как у старшего колдуна.
–Чего ждем?– спросил я.
Урбейн только улыбнулся.
–Вам так не терпится умереть?– спросила незнакомая женщина.
–Сколько я уже в плену?– ответил я вопросом на вопрос.
Урбейн и Северин переглянулись.
–С тех пор, как Вати привез вас на Дхаран-Тун?– ответила Северин.– Семь стандартных лет, три месяца и двадцать семь дней.
По ее монотонному, механическому ответу я догадался, что она сверяется с данными с помощью своих нейрологических имплантатов.
Мне стало дурно. Если бы у меня в желудке хоть что-нибудь было, я бы вернул это наружу. Сколько раз я задавался этим вопросом, просыпаясь в грязи и холоде? Сколько сотен раз не находил ответа?
–Семь лет…– выдавил я наконец и посмотрел в глаза другой женщине из МИНОСа.– Семь лет… а вы спрашиваете, не терпится ли мне умереть?– Я опустил глаза, потому что одного взгляда на колдунов хватало, чтобы во мне разгорелся гнев, который невозможно было утолить.– Я знал, что этот день рано или поздно наступит. Давно знал. Знал, что никуда от него не денусь. Однако…– Я резко помотал головой и сдержал свежие слезы.– Умирать я не спешу.
