Я направился туда, стараясь не сильно нагружать вывихнутую лодыжку.
Вдруг я остановился и оглянулся на труп сьельсина, который я обобрал. Что-то было не так. Мое зрение было нечетким, голова кружилась, и я присел на одно колено перед трупом, потыкав его саблей, чтобы убедиться, что сьельсин на самом деле мертв. Мой взгляд остановился на предмете, который привлек мое внимание. На шее сьельсина была тонкая серебряная цепочка. В этом не было ничего невероятного – сьельсины любили серебряные украшения,– но цепочка была очевидно людской работы, с тонкими изящными звеньями, которые не могли изготовить ксенобиты.
Изящная работа, которую я прекрасно знал.
–Не может быть…– вырвалось у меня.
Я потянулся дрожащими пальцами, чтобы снять цепочку с павшего воина. Это было невозможно. Попросту невозможно. Тем не менее…
Онемевшие пальцы нащупали кулон, и я сжал его в ладони, не веря в происходящее.
Скорлупа Тихого, аккуратными заклепками удерживаемая внутри серебряного обода, сияла белее белого. Я смотрел на нее, кажется, целую вечность, дивясь невероятной находке. И от этого вновь ощутил глубокое, всеобъемлющее чувство долга, как будто на цепочке висел не кулон, а целый мир. Я снова сжал медальон, чтобы убедиться, что он настоящий.
Он был настоящим.
Какой невероятный путь он проделал из рук укравшего его раба, чтобы вернуться ко мне? Этот ли сьельсин отобрал его у жалкого безъязычного вора, что обобрал меня, пока я висел на стене Дхар-Иагона? Или медальон прошел через множество рук, прежде чем осесть на шее погибшего воина?
Раскрыв ладонь, я посмотрел на кусок скорлупы как на святую реликвию,– впрочем, таковой он в некотором смысле и был. Сириани утверждал, что Утаннаш – Тихое – создало наш мир, всю нашу Вселенную. Разве нельзя в таком случае считать его богом, пусть и разлученным со своим созданием? Скорлупа была реликвией, и, глядя на нее в этом месте, в этом аду, я уверовал. Тихое поместило ее сюда, чтобы я смог ее найти. Сделало так, чтобы я заметил саблю и подошел. Спасло меня, когда все погибли, защитило, как в тот раз, когда меня убил клинок Аранаты.
Крепко сжимая реликвию, я поднялся и, опираясь на трофейную саблю, двинулся дальше.
Шахта была там, где я и рассчитывал ее найти. Лестница тоже. Клацая сапогами по пыльному металлу, я старался не смотреть вниз. Лестница вела вниз на шестьдесят уровней, и только стальная решетка отделяла ее от трамвайной шахты. Я боялся упасть. Удивительно, как лестница уцелела,– но теперь я достаточно повидал, чтобы не задаваться такими вопросами. Из боковых проходов тянулся дым, поднимаясь к верхней палубе.
Я знал, где нахожусь. Добравшись до нижнего уровня, нужно было пройти всего лишь четверть мили вдоль трамвайных путей. Там была еще одна платформа с постом охраны, а за ней – короткий коридор, ведущий к главной лестнице и лифтам, откуда можно было попасть в ангары, где дожидались «Ашкелон» и Валка.
Лестница раскачивалась, как качели. Десять ступенек вниз, еще десять. Поворот, вниз. Поворот, вниз. И так далее. И так далее.
–Отавия уже с тобой?– спросил я Валку.
–Я еще на мостике,– ответила сама капитан.– Перенаправила аварийное питание на верхнюю батарею, расстреляла несколько абордажных шаттлов.
–Не геройствуйте!– воскликнул я.– Корво, они уже на корабле! Бегите…– Я остановился, чтобы перевести дух, и прислонился к перилам.– Бегите в ангар, живо!
Корво не спешила слушаться.
–Враги уже пробрались в трюмы. Я могу их еще потрепать. Сократить численность.
–Все остальные погибли!– закричал я и прислушался к эху, повторившему мои слова в шахте.
«Погибли. Погибли. Погибли».
Испугавшись, что на крик сбегутся сьельсины, я прошептал:
–Не хочу потерять еще и вас. Спасайтесь, черт побери!
Я мысленно представил, как Корво качает головой.
–Не поможет. Если они выберутся из трюмов, то преградят вам путь к кораблю.
–Корво, если вы сейчас же не покинете мостик, они вам преградят путь к кораблю.
Я ударил кулаком по решетке, отделявшей меня от шахты. Оставалось спуститься еще на двадцать уровней.
Рация замолчала. Я продолжил спуск, держа саблю-посох в левой руке, и едва не споткнулся от усталости. Скорлупу Тихого я для сохранности засунул в кармашек на поясе, а правой трехпалой рукой придерживался за перила.
–Корво!
Я представил, как от моего резкого тона она едва не подскочила.
–Иду.
–Хорошо.– От облегчения я прикрыл глаза.– До встречи.
–Где ты?– спросила Валка; волнение в ее голосе граничило с паникой.
–Почти внизу трамвайной шахты,– ответил я.– Скоро буду.
Я шел, как живой труп, но каким-то образом добрался до дна и двинулся вдоль разрушенной трамвайной линии, что шла вдоль хребта «Тамерлана». Где-то позади Отавия Корво мчалась по такому же тоннелю. Мостик находился у самой кормы, на уровне «Г», в шестидесяти уровнях выше. Ей предстояло преодолеть около десяти миль. В своей лучшей форме я мог пробежать с одного конца корабля до другого за час с небольшим. Корво могла быстрее, но я не знал насколько. Пока я ковылял по тоннелю, таща за собой циркониевую саблю, мне вспоминалась стычка в имперском посольстве, когда Корво голыми руками уложила нескольких лотрианских гвардейцев. Я мысленно пожелал, чтобы она пришла как можно скорее.
Платформа оказалась там, где я и ожидал. Забросив на нее саблю, я вскарабкался по короткой лестнице и подобрал оружие. Здесь мигали аварийные лампы, искрили разрушенные приборные щиты. Пахло разложением, на стенах виднелись грязные пятна – кажется, кровь. Следы битвы, в результате которой «Тамерлан» был захвачен. Трупов я не увидел, но легко догадался, что с ними стало.
Стены были обожжены плазмой, тут и там торчали куски металла и оплавленного пластика, по которым можно было понять, где развернулось самое ожесточенное сражение. По полу тянулись широкие царапины, вероятно оставленные химерами, демонами Эринии.
–Корво, вы где?– спросил я.– Я почти на месте.
Ответа не было.
–Корво?
–Бегу изо всех сил,– ответила она спустя несколько секунд.– Вы тоже не останавливайтесь!
Стон, издаваемый гнущимися балками и сломанными палубами старого корабля, напомнил мне пение китов. Сколько раз по ночам я слышал эту тоскливую музыку в Обители Дьявола, ветром принесенную с залива и моря Аполлона, раскинувшегося под нашим акрополем? Я ковылял настолько быстро, насколько позволяли раны, бряцая саблей по металлическому полу. В воспоминаниях мне виделись мертвые глаза Элары и поникшая в когтях Ауламна голова Бандита. Слезы текли сами собой, но я не сбавлял шага. Не мог. Меня подгоняли слова Паллино и мое собственное пожелание Лориану.
«Задай уродам жару».
