–Мне бы хотелось потом увидеть спектакль, который вы давали для дожа,– сказал я Семнадцатому председателю.
Честно говоря, я весьма удивился, что правитель светлейшей республики приезжал в Содружество.
Танцовщицы на сцене переоделись из белого в красное и грациозно перекатывались по полу, отступая под натиском мужчин, которые, напротив, теперь облачились в белое. Танцор, исполнявший роль Бога-Императора, был в самом центре. Прежде я не видел адемаровской интерпретации «Земли в огне», но сомневался, что по задумке композитора танцоры-мужчины, одетые в имперские белые наряды, должны были нависать над девушками, словно завоеватели в захваченном гареме.
Это скрытое оскорбление, это умение лотрианцев доносить смысл без слов вызвали у меня улыбку.
–Полагаю, зрелище было грандиозное.
Когда опустился занавес, вместо оглушительных оваций раздались лишь неуклюжие хлопки наших рук. Зрители-лотрианцы не хлопали и вообще никак не реагировали. Мне стало неловко, ведь в Империи принято было провожать артистов аплодисментами, и я с поклоном поблагодарил председателей.
–Вот народ без хозяев и без богов,– произнес Девятый председатель, твердо глядя на меня.– Народ, каждый поступок которого приумножает его славу.
Я посмотрел на этого невысокого человека в серой мантии, сероглазого, с напомаженными черными волосами, и в очередной раз подивился, как лотрианцы похожи друг на друга.
Девятый председатель не сводил с меня глаз.
–Сильным – тяжелый труд,– произнес он, не дождавшись моего ответа.– Мудрым – учение. Справедливым – великие испытания. Умение каждого должно служить на всеобщее благо.
–Ваши танцоры прекрасно послужили,– ответил я, не спросив, как может определиться человек без имени, не знающий ни себя, ни цену себе.
–Каждый должен хранить верность конклаву,– сказал Девятый председатель.– Конклав должен хранить верность Книге. Таков порядок, такова справедливость.
–Кто-кто, а я не понаслышке знаю, что такое служба и верность,– поклонился я.
Глава 14. Дух машины
Мы ужинали за длинным черным столом посреди пустого зала. Между верхними этажами Народного дворца и мраморными террасами, которые я заметил еще с улицы, ходил лифт. Здания в этих суровых краях обычно строились громоздкими и топорными, но белые мраморные стены дворца красиво сияли в звездном свете, падавшем сквозь узорчатый купол.
Пол и стены в столовой тоже были облицованы мрамором. Здесь не имелось ни ковров, ни занавесок на узких горизонтальных окнах, чтобы хоть как-то скрасить утилитарный вид зала. Единственным предметом интерьера, помимо стола и прилагающихся к нему стульев, был пьедестал в углу, на котором с помощью магнитов медленно кружился огромный глобус Падмурака. Стены тоже не были никак украшены. Между лампами в унылых абажурах не висело ни картин, ни фотографий. На одной стене замаскировали под зеркало голографическую панель. Такие были во всех апартаментах председателей. Вероятно, из соображений безопасности и для обеспечения связи.
Еда была простой, но вкусной. Слова Третьего председателя подтвердились: в лотрианскую кухню вообще не входило мясо. Главным блюдом была похлебка из фасоли и моркови в томатном соусе. К ней подавался хлеб с жареным чесноком, без масла. Никаких яиц и прочих продуктов животного происхождения. Не было даже искусственно выращенных или синтезированных заменителей.
–Здесь нет официантов?– спросил я по-лотриански.
Слова «официант» в языке не было, поэтому я употребил термин manyoka, «помощники».
Семнадцатый председатель опустил на стол последнее блюдо и сказал:
–Праздные руки вредят народу.– Пригладив волосы, он сел напротив нас.– Руки не должны быть без дела. Каждый служит общему благу.
Он указал на дверь, через которую вошел, в сторону кухни. Я не сомневался, что при всем его напускном пиетете Семнадцатый председатель и палец о палец не ударил, чтобы приготовить этот ужин.
Я перевел его слова Валке, чей лотрианский был далек от совершенства.
–Выглядит аппетитно,– улыбнулась она председателю.
На представление и последующий ужин Валка нарядилась в свое лучшее платье, черно-белое, одновременно деловое и модное. Ее красно-черные волосы были заколоты в пучок. Почти черная помада притягивала к улыбке дополнительное внимание.
–Вам есть чем гордиться,– сказала она.
Радушный хозяин ответил на улыбку улыбкой и налил нам воды из невзрачного, но добротного металлического кувшина; сначала мне, потом Валке, потом себе.
–Народ – вот наша истинная гордость,– изрек он и умолк, разглядывая нашу трапезу.
Я вдруг подумал, что без мяса и рыбы она шла вразрез с привычными правилами. Блюда не делились на первое и второе, не было ни закусок, ни каких-либо указаний на то, в каком порядке и как нужно употреблять кушанья.
–Жаль, что Девятый председатель не смог составить нам компанию,– кивнул я в сторону пустого стула по левую руку от Семнадцатого.
–Руки не должны быть без дела,– пораздумав немного, ответил наш хозяин.
Я наклонился, чтобы кое-что шепнуть Валке на ухо, но та легонько ткнула меня ногой под столом. Я понял, что она хотела этим сказать. Мне не нравилась идея провести целый вечер в компании столь ограниченного в репликах собеседника. Разговаривать с лотрианцами было все равно что, подобно несчастному, обреченному Сизифу, толкать в гору постоянно скатывающийся камень.
К счастью, у меня, в отличие от Сизифа, была помощница.
–Председатель…– начала Валка, накладывая в тарелку изрядную порцию фасолевой похлебки.– Меня очень заинтересовал ваш язык. Адриан говорит, что вы общаетесь цитатами из главной книги вашего народа. Это на самом деле так?
Я перевел это с галстани на лотрианский, используя выражения, определенно не одобренные «Лотриадой». У председателя по-прежнему был наушник-переводчик, но я решил, что мой перевод будет точнее.
–Только правильная речь выражает волю народа,– сказал Семнадцатый председатель.
–Правильная речь?– уточнила Валка.– А что есть правильная речь?
–То, что идет на благо народа,– ответил председатель фрагментом цитаты без оригинального контекста.
Я не смог толком перевести это Валке.
–В Империи учат лотрианскому, но без упора на цитирование,– заметил я, с большим трудом вмещая мысли в лотрианские рамки.
Крайне тяжело было объяснить, чему учил меня мой наставник, не упоминая прямо ни себя, ни наставника. Мне казалось, я говорю как полудурок. С тех пор как я покинул родовую Обитель Дьявола, у меня почти не было возможности попрактиковаться в горловом лотрианском языке. Удивительно, но по-сьельсински я разговаривал лучше, чем на этом языке людей.
–Это неправильно,– ответил председатель.– Правильна только «Лотриада».
