От боли я вскрикнул.
–Вы что, сами пытались заштопать?– ужаснулась врач, заметив швы, и, побледнев, отвернулась.
–Что вы со мной сделали?– требовательно спросил я.
Мне вдруг вспомнилась ее реплика о пьющих кровь палатинах, и с языка сорвалось:
–Вы что-то вынули?
Язычница-адоратор, очевидно, собиралась вырезать мои органы для продажи. Смотрок с Перевозчиком привезли меня к Магде не для того, чтобы помочь, а чтобы убить.
–Ничего!– отшатнулась Магда.– Я была в другой комнате и услышала, как вы кричите.
Мой меч лежал на прикроватном столике, в пределах досягаемости. Почему она не унесла его? Я потянулся к нему и почувствовал ослепительную боль, когда разошлась порванная мышца. Магда вцепилась в меня, чтобы уложить, но было уже поздно.
–Матерь Божья…– услышал я, теряя сознание.
Когда я очнулся в следующий раз, Магды рядом не было. Под миниатюрными деревьями, прижавшись к стене и сложив руки на груди, клевал носом Перевозчик. Он похрапывал. От грудины до пупка я был перемотан свежими бинтами, так туго, что едва мог вздохнуть.
Наверное, я издал какой-то звук, потому что Перевозчик открыл глаза.
–Человек проснулся,– сказал он.– Магда говорит, человек себя порезал.
–Человек этого не делал,– прохрипел я, оглядываясь.
Мой меч так и лежал на столе. Почему они его не забрали? Если, как я думал, они собирались причинить мне вред, то в первую очередь должны были отнять оружие, как отняли доспехи.
Но моя броня лежала на соседней койке.
–Перевозчик попросил Смотрока почистить доспехи человека,– поймав мой взгляд, сказал Перевозчик.
–Спасибо,– слабо кивнул я, начисто забыв лотрианский.
Враг бы так не сделал. Что тут творилось? Я нащупал на боку место ранения. Что со мной произошло?
–Магда говорит, придется остаться подольше. Человеку нельзя ходить.
Я убрал руку и уставился на нее, как будто впервые видел.
–Что?– переспросил я, не расслышав, но смысл сказанного дошел через мгновение.– Нет. Нет, мне нельзя здесь задерживаться.
Я опять говорил на галстани, и Перевозчик меня не понял. Он покачал головой и пригладил ежик волос.
–Магда принесет еды. Человек проспал трое суток.
–Трое суток?!
Я приподнялся на локтях и, к удивлению, не почувствовал боли. За трое суток могло произойти что угодно. Добрались ли Паллино с Бандитом до посольства? Смог ли Дамон Аргирис защитить Валку? Был ли в безопасности на орбите «Тамерлан»?
Перевозчик подскочил ко мне, чтобы помочь сесть.
–Сам справлюсь,– отмахнулся я и перешел на лотрианский:– Человек должен отвезти человека наверх. В Первый купол.
–Когда Магда разрешит,– ответил Перевозчик.
–Пожалуйста!– Я схватил его за воротник серой рубахи, забыв о боли и слабости.– Люди человека погибнут.
Высокий zuk крепко взял меня за руки и оторвал от воротника:
–Человек должен подождать.
Он отошел и скрылся за дверью, откуда крикнул:
–Смотрок! Иди взгляни на утопленника!
Ненадолго оставшись один, я снова потрогал бинты, раздвинул пальцами белую ткань. Я ожидал найти под ними черную медицинскую корректирующую ленту или швы, как в первый раз, но ничего подобного там не оказалось.
Там вообще не оказалось раны. Моя кожа была как новенькая.
Никаких следов.
Глава 18. По Ахерону
–Никогда не видела, чтобы на человеке так быстро заживало,– заметила Магда, по возвращении обнаружив меня сидящим и полностью одетым.
Смотрок, как и его отец, легко уснул на посту и похрапывал в сени маленьких деревьев. У меня было достаточно времени, чтобы нацепить черный комбинезон, умный материал которого мгновенно обтянул мое тело, словно вторая кожа.
Так меня и нашла врач, вернувшаяся с четырьмя коробками яичной лапши в коричневом грибном бульоне. Я с аппетитом поел, уже в процессе почувствовав, насколько был голоден,– немудрено! Я ничего не ел с утра, когда нас обстреляли на мосту, а плотно не ел с тех пор, как мы уехали на станцию Мерзлота, что было больше недели назад.
–Как я и говорил,– пробурчал я с набитым ртом,– мы, палатины, генетически сконструированы так, чтобы…– Я едва не сказал «превосходить обычных людей», но вовремя остановился.– По-простому говоря, быстро исцеляться.
–Мне все равно не помешало бы взглянуть,– указала Магда на мой бок пластмассовой вилкой.
–Жить буду,– ответил я, обратив внимание на сомнения в ее темных глазах.
Она пристально следила за мной с тех пор, как я с криками разбудил ее посреди ночи, обнаружив свежую рану в боку. Я понимал, что она до сих пор убеждена, что я сам себя поранил, равно как я поначалу подозревал ее в преступных умыслах. В доказательство обратного Магда достала медицинский сканер и показала, что мои почки, печень, селезенка и все остальное были на месте. После этого она держалась так, будто я ее избил, будто ее опасения были глупыми и обидными. Я не уставал извиняться, но между нами все равно сохранялась почтительная дистанция.
Я не мог позволить ей осмотреть бок и увидеть, что раны больше нет, что она исчезла столь же неожиданно, как и появилась. Если бы не бинты и засохшая кровь на простыне, я решил бы, что рана была порождением моего помутившегося разума и горячечных снов, как видения с Отавией. Я машинально потрогал бок. Правой рукой. Той, что я потерял и вновь обрел. Могло ли снова случиться что-то подобное? Могло мое сознание, моя воля перескочить на параллельную временну́ю ленту? Мог я закрыть глаза в одной Вселенной, а открыть уже в другой? Я представлял себе сознание как луч прожектора, скользящий туда-сюда по громадному книжному шкафу, с задержками то на одной книге, одном повествовании, то на другой.
Так Тихое спасло меня на «Демиурге», поменяв мертвого Адриана на живого: человека, потерявшего правую руку и голову, на того, кто потерял только левую руку. Мои воспоминания от этого не изменились. Я помнил свою смерть не потому, что прошлое изменилось – его нельзя изменить,– а потому, что изменилось настоящее. Тихое создало некую проекцию Адриана, павшего жертвой энтропии, и вернуло ее в мир, словно выставив на сцену из-за кулис, из потенциального состояния Вселенной, которое иначе никогда не наступило бы. Тихое лишь повысило вероятность событий, качнуло амплитуду вероятности в направлении, нужном для того, чтобы потенциальное заменило реально произошедшее. Я снова жил. И таким же образом я теперь поменял контуженого Адриана на раненого. Мое затуманенное сознание нашло его, позвало его.
Это было ошибкой. Я понимал, что несу за это ответственность. Тихое не совершало ошибок. Оно лишило меня левой руки, зная, что впоследствии адамантовые кости спасут меня на дуэли с Иршаном. Оно показало мне все время, но мой человеческий разум не смог его объять. Однако с тех пор я обрел часть его силы и его видения, пусть и в ограниченных рамках своего тела.
