«Просто рыба,– повторял я себе.– Просто рыба…»
Один в темноте, я поджал ноги.
Наконец-то один.
Темнота сомкнулась вокруг меня. Темнота и осознание реальности моего пленения – реальности, в которой «Тамерлан» был уничтожен, а Валка погибла. Все, кого я знал и любил, были мертвы. Мой Красный отряд. Моя команда.
Заливаясь горючими слезами, я стиснул кулаки, не обращая внимания на боль, расцветшую под черным коррекционным пластырем. Я призывал эту боль, нуждался в ней… заслуживал ее. Я сжимал кулаки, пока боль в ободранных пальцах не стала такой сильной, что мои резкие крики заполнили все в этой непроглядной пещере. Вдруг из мрака возникла улыбка Иована. Его злобное серокожее лицо ухмылялось мне, сверкая искусственными глазами. И тогда я понял, что, должно быть, чувствовала Валка, преследуемая призраком Урбейна. Я всхлипнул, и этот звук был сродни первому удару по камню при разрушении плотины.
Какие слова я сказал ей напоследок? Я наклонился, чтобы поцеловать ее, прежде чем взбираться по лестнице на крышу того проклятого фургона. Наклонился и сказал, что скоро вернусь. Но я не вернулся. И теперь уже не вернусь никогда. В некотором смысле я обманул ее. Теперь Валка была мертва – вероятно, мертва.
«Откуда ты знаешь?»
Ее голос, звонкий тавросианский голос, прозвучал во мраке пещеры так отчетливо, как будто она сидела напротив, разделив со мной заключение, как прежде в подземелье Кхарна Сагары.
«Откуда ты знаешь?»
Это были ее последние слова в мой адрес, напоминание о том, что я не всегда прав. Я чуть было не рассмеялся. Лучшей эпитафии для Валки Ондерры Вхад Эдды, родом из Тавроса, было не придумать. Воспоминание шло за воспоминанием, и все это время за мной из сумрака следили ухмыляющиеся глаза Иована.
«Ваша тавросианская любовница,– сказал как-то он.– Ее имплантаты нас беспокоят, особенно…»
Особенно что?
Я резко выпрямился. Иован выражался так, как не говорят об умершем. Значит, когда я садился на шаттл, на котором меня сюда привезли, Валка была жива. Сколько времени прошло с тех пор? Как долго я был заморожен? Сколько занимал путь с Падмурака на Дхаран-Тун? С надеждой и гневом я поднялся и вытер щеки ладонями. Промчавшись обратно по короткому коридору, я замолотил в дверь, зовя Северин и Сириани, но никто не появился. Наверное, я стучал битый час, прежде чем отступить. Пятки путались в робе. Сосредоточившись, я посмотрел сквозь бесконечность вероятностей в поисках мира, где мне удалось открыть дверь и бежать.
Не нашел.
Читая мои дневники, вы могли подумать, что мое тайное зрение безгранично, но оно ограничено моими познаниями. Доверившись технику, отключавшему коллайдер на Эйкане, я на самом деле полагался на его навыки и лишь подтолкнул нас на тот поток времени, что был открыт благодаря его умениям. Я не знал, как устроена сьельсинская дверь, не знал, был ли замок электрическим или механическим и как он управлялся. С моей ограниченной точки зрения, дверь была все равно что стена, и сколько бы я ни пытался, дверь в том виде, в котором она представала в моем сознании, не открылась бы. Я оказался котом в ящике Пандоры, не живым и не мертвым, и не способным сбежать из тюрьмы.
Не мог я и избавиться от ошейника. Я сунул пальцы под обод и потянул, надеясь услышать хруст замыкающего механизма, но ошейник не поддался ни в этой, ни в какой-либо иной вселенной. Я не мог выпутаться из ситуаций, которых не понимал.
Я вернулся к черному бассейну и прислушался к плеску воды у дальнего берега. Не знаю, сколько я провалялся без сна, ибо в этой темноте растворялось даже само время.
Дни тянулись без происшествий. К концу первого дня я уже не мог игнорировать тягостное урчание в животе, а от жажды готов был пить прямо из бассейна. Я не знал, безопасна ли эта вода, но на вкус она была не так ужасна. Горька, но не ядовита. Последствия должны были проявиться совсем скоро. Если я допустил ошибку и проглотил с водой болезнетворные бактерии, то вскоре у меня начнет крутить живот и вода польется из всех концов моего желудочно-кишечного тракта. Мне вспомнилась смерть Кэт. Вот это был бы всем концам конец. Адриан Полусмертный, которого, как верили простолюдины, нельзя было убить, который голыми руками укрощал высшую материю и не получил ни ожога от орбитального лазера на Беренике, умер в темнице от инопланетной дизентерии.
Но если бы я не стал пить, то скорее умер бы от жажды.
Дверь распахнулась, впустив внутрь луч кроваво-красного света.
–Смотрю, удобно устроились,– раздался протяжный голос.
В дверном проеме появились двое. После нескольких дней во тьме даже слабое сьельсинское освещение казалось ослепительным. По насмешке в голосе я понял, что это были не слуги Сириани и не рабы. Когда они подошли, то одна из визитеров зажгла светосферу и подвесила в воздухе на уровне плеча.
Ее белый, куда более яркий, чем красный, свет ослепил меня по-настоящему. Когда мое зрение приспособилось, я узнал лицо доктора Северин, ее серые, как у Иована, глаза. Но обращался ко мне ее спутник. Его голос и лицо были незнакомыми, но облик в целом подсказывал, что где-то мы уже встречались. С молочно-бледной кожей, без волос на голове, он был высок и худощав, наподобие своих хозяев-сьельсинов. И куда же без механических серых глаз. На мужчине был доходивший до колен парчовый кафтан мандарийского кроя, темно-фиолетовый, почти черный, с высоким воротником и подвязанными рукавами, такого же цвета туфли и белые чулки.
Несмотря на боль в несчастных глазах, которые мне давно не приходилось напрягать, я огляделся. Сверху свисали сталактиты – белесые иглы торчали из темных каменных вен, напоминая наш фамильный некрополь в Обители Дьявола на Делосе. Грубый пол огибал полумесяцем берег бассейна – точнее, естественного пруда, который раскинулся на пару сотен футов до дальней известняковой стены, ступеньками нависшей над водой. Вдоль стены протянулся узкий, не больше шести дюймов в ширину, желоб, упиравшийся в грубую железную трубу, покрытую слизью. Вода из пруда стекала туда тоненькой струйкой. Примитивный туалет.
Других удобств не было, если не считать таковыми железные кольца, вбитые в стену на равном удалении друг от друга.
–О, вам камеру люкс дали!– воскликнул мужчина, заметив, что я разглядываю туалет, и покосился на Северин, но та промолчала.
–Чего вам надо?– хрипло спросил я.
В присутствии других людей я вдруг вспомнил, что давно не мылся, почувствовал маслянистую пленку на лице и руках. Мне вдруг захотелось броситься в пруд и вымыться дочиста. Но даже на малейшее движение желудок отзывался возмущенным урчанием.
–Покормить вас, чего же еще?– выдохнул мужчина.– Князь распорядился, чтобы его гостю было комфортно.
–Это, по-вашему, комфорт?
–Рад, что общение с Иованом не лишило вас имперского стержня и темперамента,– сказал мужчина и вышел из коридора на берег.– Будет на что посмотреть, когда вы снова встретитесь с князем. Он, знаете ли, художник.
