Я не люблю вспоминать о Дхаран-Туне, Сириани Дораяике и его химерах Иэдир. О многом я предпочел бы не рассказывать. Например, о поленницах из человеческих ног, или обезглавленных телах, висевших над входами в пещеры, о бассейнах, полных выкачанной из этих тел крови.
Но о самом постыдном эпизоде я обязан рассказать.
–Перфугиум!– выкрикнул я.– Ванахейм! Баланрот! Полного маршрута я не знаю!
Не скажу, удалось ли мне вспомнить все планеты. Несмотря на то что я присутствовал на совещаниях императора с магнархом и слышал, как они обсуждали турне по центаврийским провинциям, я многое забыл за прошедшие годы. Перед заморозкой и отправкой на Падмурак я семь лет провел на Нессе и Гододине. Несколько названий – вот все, что осталось в памяти.
Но я был уверен, что Перфугиум входил в их число.
–Перфугиум!– повторил я и от стыда закрыл глаза и рот.
Боль утихла, и меня затошнило.
Урбейн улыбался своей извращенной улыбкой. Сириани оставался невозмутим.
–Su tutai wo,– сказал он.– Хорошо.
По его сигналу сьельсины взялись за лебедку и опустили меня обратно в яму. Боль не вернулась, Урбейн оставил ошейник в режиме, подавляющем все ощущения, и я повис, связанный и окровавленный, в думах о том, что натворил.
Мои страдания не прекратились.
Глава 32. Блуждания и освобождение
Пришло время, когда я потерял способность ходить. Пытки и голод – вот все, из чего теперь состоял мой день, и в остальное время я просто лежал на каменном полу пещерной тюрьмы. Мне содрали половину кожи с бедер, вырвали ногти с левой руки. Моя вселенная наполнилась влажными муками, единственным ощущением осталась тупая боль. Но, вспоминая о своем предательстве, я сгорал от стыда сильнее, чем от боли.
Лежа в темноте, я вновь увидел титанические фигуры статуй, изваянных в большом зале Дхар-Иагона. Кайнахарин – Наблюдатели во всем своем сверхъестественном, ужасном великолепии. Сириани утверждал, что его боги единственно истинны. Если так, то истина омерзительна. Краем сознания я ощущал биение их изъеденных временем крыльев, чувствовал на себе тяжелые пытливые взгляды их уродливых глаз.
Кхарн Сагара как-то сказал, что во тьме нашей вселенной кроются существа страшнее сьельсинов. Кхарн наверняка знал о монументальных божествах, которым поклонялись его клиенты-сьельсины, и понимал почему. Сириани говорил о Наблюдателях как о живых существах. Не о богах вроде Юпитера или Иеговы, легенды о которых складывали наши предки, а о ксенобитах. Во тьме мне снова явилось видение Сириани, ведущего войска через звезды,– как в юности в Калагахе. Я видел падающую на звезды тень и теперь понимал, чья она.
Я забыл, что нужно шевелиться, дышать; забыл о том, что я человек. В тускло освещенном лампами мраке пещеры даже воздух был неподвижен, а единственными звуками были мое хриплое неровное дыхание и далекий плеск рыб.
Так тихо.
Ничто не двигалось.
–Найди нас,– раздался вдруг знакомый голос.– Найди нас в себе.
Я обернулся, огляделся, но никого не увидел. Ничего удивительного, ведь голос был моим собственным… воспоминанием. Я повернул голову к воде и представил – почти представил,– что это та же вода, что наполняла подземное озеро под дворцом Вечного на Воргоссосе, затерянное мрачное море, где томилось порабощенное Братство.
«Ищи трудностей»,– посоветовал мне деймон, руководствуясь своим расчетным видением будущего.
Я их нашел, и они меня сломали.
Титаническим усилием я перекатился на живот и пополз к воде, опираясь на искалеченные руки. Попить? Утопиться? Я сам не знал. Помню лишь, как сухие камни царапали обнаженную кожу. Я перестал быть человеком, стал диким зверем, ползучей тенью. Ползти было недалеко. Но и не близко. Кряхтя, я приподнялся и почувствовал, как раны на месте вырванных ногтей снова открылись и засочились кровью и гноем.
Из темного пруда на меня посмотрело не человеческое лицо, а его грубый набросок, как будто сделанный художником, никогда в жизни не видевшим Адриана Марло. Волосы свисали клочьями и, наверное, отросли уже до плеч. Они не выпали, но от недостатка питания и постоянного стресса в них появились неровные, спутанные седые пряди.
Я дотронулся трехпалой правой рукой до грубого бледного шрама над правым глазом, идущего через висок почти до уха. Императорского кольца на руке не было. Когда я его потерял?
Вспомнилось не сразу. Те первые унижения на стене над вратами Дхар-Иагона уже превратились в далекие воспоминания. Была ли у меня вообще та, прежняя жизнь? Или Адриана вовсе не существовало? Нет, существовал. Я зажмурился и снова растянулся на земле, перевернувшись на спину и опустив волосы в ледяную воду, тайными тропами прибегавшую сюда с ледяной поверхности планеты.
–Низко же вы пали.
Голос был женским, спокойным и звонким.
–Валка?
Она нашла способ вызволить меня, как я и думал. Но лицо, что явилось мне, было не тавросианским, а мандарийским. Мое сердце, на миг исполнившееся надежды, екнуло, и я сразу пал духом.
–А, это вы.
–Тяжело видеть вас в таком положении.– Гладкое лицо Северин нахмурилось.
–Я вас умоляю,– прохрипел я.
–Нет, серьезно.– Женщина из МИНОСа посмотрела на меня свысока.– Вам ведь поклонялись как великому герою.
Я закрыл глаза. Не обязательно было на нее смотреть. Можно было просто слушать.
–Так себе герой.
К моему удивлению, Северин не клюнула на наживку. Она замолчала, и я уже подумал, что она ушла – или вовсе была галлюцинацией, видением, рожденным моим болезненным сознанием.
–Адриан Марло,– сказала она наконец, растягивая слова.
Я открыл глаза и увидел, что она сидит на ящике с батончиками.
–…сэр Адриан Марло. Придворный рыцарь. Герой Аптукки. Демон в белом…– Она перечисляла мои титулы и прозвища тоном скучной школьной учительницы.
В стылом воздухе они звучали пустыми, ложными.
Ложными.
–Вас прозвали Полусмертным. Говорят, вас нельзя убить.
Я промолчал, и воцарилась продолжительная тишина. Этой уловкой пользовались император, Кхарн Сагара и мой отец. Ничего не говори, и собеседник сам все расскажет.
–Это так?– как по команде спросила Северин.– Князь, кажется, в это верит.
Я по-прежнему не отвечал, позволяя Северин выложить все разом. Хотелось бы мне сказать, что это было намеренно, что я в достаточной мере контролировал себя, чтобы быть полноценным участником диалога, но это было не так.
–Меня не было на Беренике, но я видела запись. Вас должно было разнести на атомы.
Ее слова повисли в воздухе, словно облачко дыма, но я остался лежать, глядя в потолок, на кривые пальцы сталактитов, по капле нарастающих с холодного известнякового потолка. Одна капля упала в воду рядом с моей головой.
