Мы вышли на своего рода уступ, открытую площадку длиной в несколько сот футов. Впереди и слева она обрывалась в бездонную пропасть. Справа необработанный камень поднимался до потолка пещеры, с которого свисали громадные стеклянные светильники округлой формы, наполнявшие сумрак мрачным, демоническим красным светом. Где-то в углу кто-то заунывно, невпопад играл на флейте, а прямо передо мной за пиршественным столом сидел Пророк в черной царственной мантии.
Когда мы приблизились, Сириани Дораяика встал и раскинул руки, как будто чтобы обнять меня на расстоянии.
–Наконец-то!– воскликнул он на стандартном.– Shiabbaa o-tajun, cielucin ba-koun! Shiabbaa cahyr ute Aeta ba-Yukajjimn! Познакомьтесь с моим сородичем, таким же вождем, как я. Прошу, преклоните колени.
Он обвел взглядом комнату, медленно, как змея, повернув голову от стены по правую руку от меня до обрыва слева. Я не сводил глаз со своего врага и лишь теперь понял, что мы не одни. В тени под светильниками собралось множество нелюдей. Солдаты в блестящих черных доспехах и белых масках с белыми гребнями. Советники в белых туниках, придворные в изысканных синих и серых мантиях. Разрисованные наложницы в серебряных украшениях, обнаженные и бесполые, стояли рядом с рабами-людьми в ошейниках.
Все они, кроме одинокого менестреля, молчали – да и звук флейты вдруг резко оборвался.
–Gasvaa!– скомандовал Пророк, вытянув железные когти.
Как единый организм, толпа, включая даже толкавшую мое кресло рабыню, опустилась на колени. Возвышаясь над ней, Пророк уселся на трон и ухмыльнулся жуткой улыбкой, оскалив прозрачные зубы.
–Сородич, ты здоров?– спросил он на моем языке и поднял руку, указывая на мое состояние.
Я посмотрел на толстые ремни вокруг груди и ног и медицинские пластыри на ободранных бедрах, перевел взгляд на останки рук и вдруг разом ощутил и капельницу, и прочие медицинские приспособления, подвешенные у меня над головой, и трубки, торчащие из моего живота под длинной робой, в которую меня нарядили.
Меня выставили напоказ. Я стал символом, как многие плененные правители древности. У наших двух народов было крайне мало общих эмоций, мало схожих ритуалов. Унижение. Стыд. Эти чувства разделяли и люди, и сьельсины. Они были общими для нас. Сириани назвал меня Утэ аэта ба-юкаджимн. «Истинный царь людской». Я не был императором, но победил двух вождей племен Эуэ. В их глазах я был князем, или, по-сьельсински, элутанура ве ти-икуррар – коронованным кровью. Но я не был царем, истинным аэтой, потому что не был сьельсином. В глазах ксенобитов я был воплощением святотатства, и поэтому меня выставили на всеобщее посмешище.
–Не слишком же вы гостеприимны,– бросил я, указывая на свое состояние, кресло-коляску и коррекционные пластыри на руках и ногах.– Зачем меня лечат?
Великий князь наклонился на грубо отесанном каменном троне и положил когтистые руки на края длинного стола.
–Там, куда мы отправимся, ты должен ходить на своих ногах,– ответил он на стандартном, чтобы понимал только я.
Сириани поднялся, тряхнув черными и серебряными цепями. Всколыхнулись знаки ударитану, вышитые на его мантии наподобие созвездий.
Вскинув руки, он обратился к толпе, резко повысив голос:
–Raka Oranganyr ba-Utannash! Избранник лжи! Он – Ute Dunyasu, величайшее оскорбление, и Oimn Belu! Темный!
Произнося речь, Сириани крутил головой туда-сюда, меча слова, будто молнии. Он шагнул к углу стола, проведя по столешнице лапой:
–Его рука сразила Аранату Отиоло и Венатимна Улурани. Он отнял у меня Иубалу и Бахудде. Он величайший из их воинов! Сильнейший враг тех, чей взор прикован к Iazyr Kulah!
С этими словами Сириани прошел вдоль трети стола, скребя когтями по отполированному камню. Прежде мне не доводилось видеть таких удивительных столов. Он был не ровным, как наши, а с бороздой посередине, глубиной почти в локоть и шириной в три локтя. С широкого края стола был резкий уклон.
А внизу – решетки.
Стол напоминал зловещее корыто для кормления скота.
Князь еще не закончил.
–Теперь он сломлен.– Сириани ухмыльнулся акульими зубами собравшимся, так и не поднявшимся с колен.– Очищен! Он признался! Он выдал нам местонахождение Uganatai, их ложного царя! Их «императора».– Последнее слово он произнес на стандартном, аккуратно интонируя каждый слог.
Я опустил голову от нахлынувшего на меня чувства стыда. Как долго я терпел допросы? Терпел свое «очищение», медленное умерщвление от рук врага? Недостаточно долго. Я должен был скорее умереть, чем предать императора. Другие на моем месте поступили бы так. Я стиснул кулаки, почувствовав боль в отсутствующих пальцах, когда шевельнул обрубками. Меня нельзя было назвать патриотом, истинным последователем имперских идеалов. В юности я вообще ненавидел Империю, дивился ее жестоким порядкам и презирал за это. Презирал собственного отца. Разве он не был в моих глазах живым воплощением пороков Империи?
Но с тех пор я полюбил ее и люблю до сих пор, несмотря на то что причинил ей больше вреда, чем любой из живущих и когда-либо живших людей.
Я любил Империю не за ее обширные владения или военную мощь. Я любил то, что она защищала: людей в целом, будь то палатины или патриции, плутократы или плебеи. Я любил Соларианскую империю, потому что она была щитом, могучей преградой на пути тьмы, раскинувшейся там, куда не доходил свет ее солнц.
И я подвел ее, подвел императора, а с ним и каждого человека в отдельности – мужчин, женщин и детей, за которых император нес ответственность.
Мое смятение наверняка отразилось на лице, и я почувствовал, что Сириани гораздо лучше читает людей, чем я – сьельсинов.
–Наши странствия подходят к концу,– обратился он к собравшимся.– Через дважды двенадцать и девять дозоров мы будем на Актеруму. Там мы встретим наших братьев и заберем то, что наше по праву! Тогда мы обрушим на yukajjimn небесный огонь. Найдем их ложного царя Uganatai, и я лично выпью его кровь.
–Teke teke tekeli!– закричал с колен сьельсин в белой тунике, сидевший рядом с главой стола.
–Yaiya toh!– подхватили остальные, один за другим поднимаясь с земли.
Затем они снова пали ниц перед своим властелином и замерли.
В тишине Сириани провозгласил:
–Слишком долго мы томились во мраке. Мы должны вспомнить, что Элу показал нам путь к свету! Ответил на зов Миуданара и вознес нас к небу! Неужели мы забыли, что боги обучили нас летать? Что мы избранные? Что мы одни можем воссоединиться с ними в лучшем мире, когда будет уничтожен iugannan и свергнут Обманщик?
Он повернулся и широким шагом подошел к трону.
–Я тот князь, о котором говорил Элу. Тот, что объединит наш народ, соберет под одним знаменем тринадцать племен Эуэ и будет править ими своей «рукой».– Он указал на противоположный конец стола, рядом с которым сидел пристегнутый, искалеченный я.– Моя «рука» дарит вам этот величайший дар, нашего великого врага. Его пленение – доказательство! Боги на нашей стороне!
